снарядом, сунул в казённик и припал к прицелу. Злополучная «тройка» молчала. Неужто, наводчика прихлопнул? Для надёжности всадил снаряд в основание башни, и вздрогнул от неожиданности, когда танк вспучился от внутреннего взрыва. Ни хрена себе, компот!

В азарте я потянулся за снарядом и нащупал пустой лоток. Быстро оглянулся. Алексей заматывал Ваньке голову. Я вскочил и сбежал под склон, схватил полный лоток и уже начал распрямляться, когда перед бруствером шарахнул взрыв, засыпавший окоп и ружьё землёй. Предпоследняя живая тройка долбанула осколочным. Надо мной противно вжикнул веер осколков. Ого! Это я удачно за снарядами сходил. Сидел бы на месте, без башки бы остался.

Быстро смахнув с ружья землю и мусор, я в прицел принялся высматривать того гада, который меня чуть не прикончил. Ага, вот он. За дымом прячется. Развернуться не может, и огрызается то от меня, то от Пилипенко. Зря ты, фриц, так встал. На тебе в мотор. Не нравится. На ещё. Горишь, сволочь!

Между тем сорокапятки вколотили снаряды в ходовую и борт, добивая последнюю тройку. Танк задымил и вспыхнул. Под ливнем пуль на шоссе упали последние гансы и фрицы. Из дымящего и горящего скопища искорёженного металла смогли вырваться лишь два стоящих в конце колонны Мерседеса. «Бутылочное горлышко» было наглухо заткнуто.

Я со вздохом распрямился, смахнул со лба заливающий глаза пот, и подрагивающие от напряжения руки бессильно упали. Уф-ф. Часы показывали 19-40. Вечернее солнце удлинило тревожные тени. Но до темноты оставалось ещё не меньше трёх часов.

Поняв, что их здесь поджидали, немцы сейчас наверняка не на шутку разозлились. Ещё бы не разозлиться! Наша ловушка не могла не задеть их за живое. Бессмысленная потеря танковой роты для Неринга равносильна публичной пощёчине. А посему, надо готовиться к серьёзному штурму. Как известно, согласно своему плану блицкрига немцы двигаются в эти дни напролом маршевыми колоннами, поэтому они вряд ли собирались разворачивать дивизионный артполк против ничтожного заслона. Но теперь, крепко получив по зубам, они обязательно это сделают, а сперва, как у них принято, пришлют бомберов и подтянут полковые пушки. В любом случае для нас вытанцовывалась отчаянная ситуация, и надеяться нам оставалось только на наступающую ночь, маскировку, зенитчиков, авось и счастливый случай.

В окопах со всех сторон раздавалось металлическое звяканье. Без приказов и понуканий мужики приводили в порядок себя и оружие, укрепляли ячейки и окопы, пополняли боеприпасы. Кто-то сидел на бруствере с мокрым от грязного пота лицом, позволив себе урвать несколько минут отдыха, глотнуть воды, пыхнуть махоркой.

Глядя на всё это движение, я не мог избавиться от противоречивых чувств. С одной стороны, меня переполняла гордость за мужественных воинов честно и достойно выполняющих боевую работу, с другой — тревожила очевидная ущербность нашей группы, вернее случайного скопища опытных, но неорганизованных бойцов. Ясно понимая, что наш хлипкий заслон обречён на уничтожение, я так и этак прикидывал, как нам половчее упереться, прежде, чем упокоиться. И по всему выходило, что в первую очередь необходимо воссоздать структуру подразделения и наладить управление.

Со стоном поднявшись с ящика, я выбрался из окопа и направился к Ваньке, рядом с которым суетился Алексей.

— Крепко зацепило?

— Щёку посекло, но черепушка цела.

— Воевать можешь?

— Могу, товарищ сержант.

— Добро. Думаю, скоро начнётся бомбёжка. Откатите ружьё в укрытие, почистите и накройте брезентом и ветками. Как немцы отбомбятся, приведите позицию в порядок и верните ружьё на место. — Я махнул рукой, подзывая Сашку. — Минут через десять-пятнадцать жди «юнкерсов». И пока пригляди за первым взводом, тоесть бойцами левого фланга. Не возражай, так надо. Внимание, рота! Всем кроме расчётов ДШК и зениток укрыться в окопах.

Отыскав Семёна Иваныча, я временно поручил ему второй взвод, тоесть тех, кто окопался вблизи дороги. Понимая, что лейтенантов и пушки у нас при первой возможности заберут, я поставил над всей артиллерией старшину Пилипенко. Балю с Ивановым, снайперов и сапёров оставил при себе. Толковый младший сержант Андрей Ситников возглавил пулемётный взвод из двух расчётов «дегтярей» и десятка трофейных MG.

После недолгой суеты и матюгов позиции опустели, и чуть погодя послышалось нарастающее гудение подлетающих бомберов. На фоне вечернего неба чётко проявились контуры самолётов с характерным изломом крыльев и висящими шасси-лаптями. «Штуки» пожаловали. Один, два, три… девять. Один штаффель. Каждый из этих стервятников тащит по полтонны бомб, и все на наши головы. Спаси нас, господи, и помилуй.

Бойцы в окопах вжались в землю и замерли. Я тоже спрыгнул в траншею и остался стоять, не в силах отвести взгляд от самолётов, которые по дуге начали заходить на боевой курс. Первый лаптёжник клюнул носом и, включив сирену, свалился в пике, набирая скорость. И тут справа очередями загрохотали наши зенитки, а слева зарычали ДШК. К юнкерсу потянулись едва заметные строчки трасс. Я сложил обе ладони козырьком и до хруста сжал зубы, наблюдая атаку пикировщика.

Трассеры пересекались и прочерчивали воздух перед носом немца. И он перетрусил, вильнул, отчего вой его сирены как бы захлебнулся. Юнкерс раньше времени вышел из пике, сбросив две тёмные капли бомб, будто на лету обгадился. Высокие кусты взрывов поднялись в поле вблизи лощины. Навскидку — бомбы-сотки. Ведущий ушёл на высоту, уступив место следующему стервятнику, который решительно нырнул, заходя на цель, но почти сразу сбросил бомбы с недолётом, опасаясь злых очередей зениток.

И, тем не менее, не смотря на заградительный огонь, юнкерсы выстроились в карусель и принялись по очереди клевать наши окопы. Бомбы падали всё ближе, вой невыносимо рвал слух и бил по нервам. И вот уже огромный взрыв потряс склон высотки и даже до опушки долетели комья земли. Ещё взрыв. Я закусил губу, нешуточно переживая за Сашку, который лупил из ДШК, как одержимый, и что-то орал двум заряжающим. Чуть дальше надрывался второй крупнокалиберный пулемёт.

Проводив взглядом трассу сашкиного ДШК, я вдруг отчётливо разглядел, как она чиркнула по серому фюзеляжу, от которого отвалились куски. «Юнкерс» медленно перевернулся через крыло и, не выходя из пике, вонзился в пруд. Рванули бомбы, поднялся столб дыма, воды и огня, и во все стороны полетели ошмётки. У меня от неожиданной радости в горле застрял восторженный крик. Но уже через пару минут вырвался торжествующий вопль, когда очередь зенитных снарядов вспорола морду другого бомбера, и тот, кувыркаясь, упал за лесом. Остальные «юнкерсы» покидали бомбы куда попало и скрылись в южном направлении. Ну, мужики! Ну, молодцы! Была бы водка, каждого бы напоил. Напою. Потом. Когда всё закончится. Если закончится.

Я