Шрифт:
Закладка:
Я от неожиданности — правда от неожиданности! — упираюсь в его плечи, отталкиваюсь и отскакиваю в сторону.
— Давид, мы так не договаривались! — щеки пламенеют, потому что он такой привлекательный сейчас с разметавшейся прической и горящими глазами.
— Марта, — его голос звучит глухо и надсадно, — перестань, иди ко мне. Ты меня с ума сводишь…
— Я не могу так, — выкрикиваю в отчаянии, — поймите, Давид!
— Почему? — он с трудом переводит дыхание. — Я твой муж.
— Вы муж только на бумаге! Я вас совсем не знаю!
В меня рикошетом летят огненные искры. Лицо Данилевского делается злым, колючим и совершенно незнакомым. Он цедит сквозь зубы, с трудом сдерживая гнев:
— А того мужика в доме у Сосланбека ты хорошо знала?
И у меня перехватывает дыхание. У кого еще из нас астма…
Делаю несколько судорожных вдохов, Данилевский буравит испепеляющим взглядом. У меня наконец-то получается вдохнуть и выдохнуть. Подхожу к своему теперь уже точно фиктивному мужу и с размаху отвешиваю звонкую пощечину.
Руку приятно покалывает щетина, на миг на краю подсознания что-то мелькает. Мелькает и ускользает, исчезнув в завалах памяти.
Разворачиваюсь и бросаюсь к выходу, надеясь, что Данилевский не успеет догнать на своем гоночном инвалидном кресле. А может и не станет.
Прижимаю ладони ко рту, меня душат обида и слезы.
— Марта, подожди! — слышу вслед отчаянное, и вылетаю из кухни. Не успел.
Глава 13
Взлетаю по лестнице на одном дыхании.
Везде, где я пробегаю, зажигается свет. Данилевский сказал правду, на всех этажах установлены датчики движения, и он нарочно их отключил. Чтобы посмеяться надо мной, глядя как я крадусь в темноте, подсвечивая себе телефоном.
Сноб и лицемер.
Ненавижу.
Сворачиваю в коридор и слышу, как раздвигаются дверцы лифта. В отчаянии ускоряюсь, но поздно. С легким жужжанием кресло опережает меня и перегораживает коридор.
— Марта, стой. Я все равно быстрее, — Данилевский дышит тяжело и надсадно, как будто он бежал, а не ехал.
Поджимаю губы и отворачиваюсь. Не могу на него смотреть. Зачем он это сказал? Все ведь было так хорошо...
— Марта… — он делает движение в мою сторону, но я отступаю на шаг и предупредительно поднимаю руку.
— Не приближайтесь, Давид. Мне придется бежать вниз, а у меня уже подламываются ноги, — я все еще избегаю встречаться с ним взглядами, потому что боюсь обжечься.
— Марта, — сипло говорит он, — прости. Пожалуйста. Мне так жаль…
— Мне тоже жаль, — блуждаю взглядом по стенам, — жаль, что вы все испортили. Мне понравилось, как мы с вами сидели. И кофе был вкусный, и бутерброды…
— И мне, — он сглатывает, —не представляешь, как понравилось. Давай вернемся? Я обещаю, что… — Давид снова делает порывистое движение, но я опять отступаю и качаю головой.
— Не надо, не обещайте, я все равно вам больше не верю. Мне от вас ничего не нужно. Пропустите меня, я устала. Я хочу спать. Не знаю, как у вас, но у меня был ужасный день.
Решаюсь посмотреть в глаза мужа, и лучше бы я этого не делала. У него вместо глаз два действующих вулкана, извергающих кипящую лаву.
С трудом отвожу взгляд, потому что Данилевский сейчас так невозможно красив, что мне еще больше хочется плакать. В самом деле, нужен был ему этот поцелуй? Или хотя бы не так сразу, если бы мы еще немного посидели, то может я бы тогда…
— Я уже сказал, Марта, ты действуешь на меня так, что я теряю над собой контроль, — Давид старается дышать ровно, глаза беззастенчиво шарят по моему телу, и мне хочется прикрыть плечи.
— Это плохо, — отвечаю, стараясь его копировать, — потому что в таком случае мне придется вас избегать. Хотя я и так собираюсь это делать.
Данилевский трет руками лицо точно так же, как он это делал совсем недавно.
— Я женился на девушке, которую совсем не знаю, — глухо сказал он, все еще закрывая лицо. — Вот, попытался узнать.
— Так узнавали бы, кто вам не дает, — пожимаю плечами и прислоняюсь к стене.
— Ты сплошная загадка, Марта, — резко, даже жестко говорит Давид. — Красивая до одурения, но за три года ни с кем даже не поцеловалась. А потом вдруг…
— Вот и спросили бы, я бы может быть рассказала. А теперь у меня внезапно пропало желание с вами делиться.
Но Данилевский не отступает.
— Азат сказал, ты это сделала назло, чтобы тебя больше никто не смог похитить, — он смотрит в упор, — это правда?
— Азат известный телепат, — убедительно киваю я, — раз он сказал, то все в точности так и есть. А я отказываюсь обсуждать с вами свою жизнь вплоть до вчерашнего дня. Это мое дело, что я делала и с кем.
Давид смотрит недоверчиво, пока до него не доходит смысл сказанного. Обхожу его кресло и оказываюсь в спасительной близости от двери в мою спальню.
— А как еще можно добиться доверительных отношений? — несется мне вслед. Оборачиваюсь и смотрю выжидающе:
— Легко. Расскажите мне, сколько у вас было женщин, и сколько раз в месяц вы делаете массаж в салоне у Лейлы?
Данилевский цепенеет и сжимает руками подлокотники, будто хочет их раздавить.
— Ну? — подбадриваю его. — Я жду!
Но моего мужа смутить трудно. Давид справляется с собой молниеносно.
— Я не считал, — отвечает он, сглатывая.
— Ну вот когда вспомните, тогда и приходите, — разворачиваюсь, делая вид, что не замечаю, как у него тяжелеет взгляд.
— Стой, — он хватает меня за руку, — это разные вещи. Я мужчина.
Отрицательно мотаю головой и ничего не отвечаю, только выдергиваю руку. Давид явно хочет меня удержать, но, уловив в моих глазах опасный блеск, отпускает.
— Я для того и женился, чтоб больше никуда не ездить, Марта, — говорит Давид, глядя на меня немигающим взглядом, — но, кажется, просчитался.
Он круто разворачивается и направляется к лифту, вот только лифт едет не вниз, а вверх. У лифта прозрачная панорамная кабина, и мне все видно.
Он поехал вверх, вверху вертолетная площадка, значит, Давид хочет улететь. После
