– Твою ж мать! – выразил я всеобщее настроение и, осторожно заглянув внутрь, наткнулся на уже знакомый взгляд. – Вылезай, гребаный японец, твоя станция!

Увы, при ближайшем рассмотрении ниндзя уже не показался мне столь страшным и ловким. Напротив, рост его был невысок, телосложение скорее хрупкое, а глаза вовсе не такие раскосые. А тут еще Михальский сдернул с головы незнакомца тряпичную маску, и по его плечам рассыпались толстые косы.

– Девка! – ахнул кто-то из ратников.

– Этого следовало ожидать, – буркнул я по-немецки. – Сам Странник в городе, а вокруг него до сих пор ни одной бабы!

Никто, кроме Михальского, меня, разумеется, не понял, но бывший лисовчик сумел удержаться от ухмылки. Остальные волком смотрели на ночную гостью, потому как покушалась она на жизнь царя или нет, еще неизвестно, а вот спать не дала никому. И это не говоря уж о том, что Корнилий непременно найдет виновных в этом происшествии, и тогда им всем небо с овчинку покажется.

– Кто-нибудь знает, что это за чудо-юдо? – поинтересовался я для порядка у своих людей.

Как и следовало ожидать, никто, что называется, ни сном ни духом. Пойманная тоже молчала как рыба об лед, лишь время от времени настороженно зыркая на нас исподлобья.

– Чумазая какая, – заметил я, присмотревшись к ее лицу.

– Небось целый день, а то и более в сундуке пряталась, – пожал плечами начальник моей охраны. – Когда уж тут умываться.

– Пожалуй, – согласился я, заглядывая в сундук, и обнаружил там помимо тряпья кусок черствой лепешки и еще какую-то снедь.

– Голод не тетка, – прокомментировал находку литвин.

– Это точно, – согласился я, после чего еще раз обвел глазами свою переполошенную свиту и неожиданно для всех начал смеяться.

Те какое-то время таращились на меня с недоумением, но потом не выдержали и присоединились, и стены дворца содрогнулись от всеобщего хохота. Не выдержал даже обычно невозмутимый Михальский, и только схваченная девчонка в ужасе смотрела на наше веселье, явно не понимая, что происходит вокруг нее.

– Кто ты, прекрасная пери? – не без иронии в голосе поинтересовался я у пленницы, когда веселье стихло.

Та только покачала в ответ головой, показывая всем своим видом, что не понимает. Я сначала хотел позвать Ляпишева, но потом вспомнил о проявленных им днем «талантах» переводчика и решил не спешить.

– Значит, так, – приказал я. – Девку накормить и где-нибудь запереть, чтобы ненароком еще каких глупостей не натворила. Утром разберемся, кто она такая, а сейчас всем спать!

Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Стоило мне открыть утром глаза, как все вокруг завертелось, и я не то чтобы совсем забыл о ночном происшествии, но просто вот, ей-богу, было не до того.

Во-первых, в гавань Кафы наконец-то пришла моя эскадра во главе со «Святой Еленой». Узнав об этом, я немедля бросил все дела и поскакал к причалам. Уж больно по Митьке с Петькой соскучился.

Корабли входили в порт со всеми полагающимися почестями. Развевались флаги, палили пушки, собравшиеся на берегу ратники и казаки кричали «ура», подбрасывая в воздух лохматые шапки, а с галеаса им отвечали тем же матросы. Попадались в толпе и местные. Главным образом, конечно, мальчишки, которым явно не сиделось дома, когда вокруг творятся такие события. Но встречались и взрослые, особенно из числа христиан.

Наконец «Святая Елена» подошла на веслах к пристани, после чего вахтенные надежно пришвартовали ее к причалу и сбросили сходни. Если честно, душа моя рвалась бросить все и взлететь по ним на палубу, чтобы обнять сына, но «ноблес оближ», черт бы его побрал. Положение обязывает! Пришлось степенно дожидаться, пока на берег сойдет Петерсон, за которым чинно следовали наши юнги.

– Ваше величество, – начал доклад старый морской волк, – вверенные мне корабли закончили переход в порт Кафы без происшествий!

– Вы очень вовремя, друг мой, – милостиво отозвался я. – Мы довольны вами! Как проявил себя экипаж?

– Неплохо для новичков, – скупо похвалил подчиненных шкипер. – Еще пара плаваний, и я сделаю из них настоящих моряков!

– А эти молодые люди? – обратил я наконец внимание на сына и его товарища.

– Лизунчики, – слегка поморщился норвежец. – Хотя со временем и от них будет толк!

Вообще Ян был из разряда тех начальников, из уст которых лучшая похвала это – молчание. Зато если находился недостаток, то у Петерсона сразу же прорезалось красноречие. Ругаться он мог долго и до того изобретательно, что пронимало даже просоленных морем ветеранов. Так что, если молчит, значит, все в порядке.

– Ну что вы? – посмотрел я на пацанов и развел руки.

Митька с Петькой тут же сбросили с себя всякую торжественность и бросились ко мне в объятия. То есть впереди оказался, конечно, царевич, но я сграбастал обоих, после чего сбил с макушек парусиновые шапки и взъерошил им волосы.

Пока я обнимал детей, на сцене появилось новое действующее лицо, а именно пан есаул Михаил Таврический, то есть хотел сказать Татаринов.

– А ты откуда взялся? – удивленно спросил я. – Тебе что приказано было?

– Не гневайся, государь, – умильно улыбнулся казак. – Вот, ей-богу, все по твоему слову сделал!

– Да нежели! И как же, позволь спросить, тогда ты здесь оказался, когда я велел тебе в Керчи службу нести?

– Так ить что ей сделается, Керчи-то? Стоит, как стояла. А я тем временем другое твое повеление исполнил.

– Ты мне зубы не заговаривай! – нахмурился я. – Какое еще к черту повеление?!

– Да как же, – нимало не смутился моим грозным видом казак. – Разве не ты, великий государь, повелеть соизволил, чтобы все большие корабли, кои в гавани захвачены, были вооружены да приготовлены к походу?

– Было такое, – кивнул я. – Только ты тут каким боком?

– Да как же, надежа! Если не мы – твои верные слуги, донские казаки, так кто бы этот наказ исполнил? Вон погляди, как все славно получилось, – указал он на три небольших парусника, подходящих к берегу. – На каждом по четыре фальконета поставили, полсотни казаков и полтора десятка готских еллинов.

– Каких-каких еллинов? – не выдержал я. – Ты где только слов таких поднабрался?

– Так греки тутошние сами себя прозывают. Им хорошо, а нам без разницы. Пусть хоть шишигами[20] зовутся, главное, чтобы в пекло не тащили!

Случись подобное ослушание в иное время, быть бы Мишке битому, если не хуже. Однако после недавнего сольного выступления атамана Мартемьянова мне позарез нужен был преданный человек, пользующийся при этом авторитетом среди донцов. Так что его сам Бог привел.

– Ладно, – смилостивился я. – Тут ты молодец, ничего не скажешь!