Шрифт:
Закладка:
Он побежал рассказать о своей находке коллегам. Все вышли посмотреть на следы. Нога была мужская – крупная. Они еще раз прошлись по всем постройкам, заглянули даже в новенькие дощатые сортиры, но нигде не нашли больше никаких признаков человеческого присутствия. Только следы свидетельствовали о том, что все же совсем недавно здесь кто-то был.
– Ладно, пошли, – отрывисто сказала Жанна. – Нам до вечера надо к стоянке успеть. Вы ведь, конечно, не умеете палатки ставить? А одна я долго копаться буду.
Почему она всегда такая злая, думал Евгений, неужто только из-за того, что, как украдкой сказал невзлюбивший ее Дмитрич, «мужика ей не хватает»? Вообще, Евгения порядком раздражал узколобый и вульгарный бытовой фрейдизм, но постоянное скверное настроение Жанны выглядело прямо-таки патологическим.
Тропа, ведущая от турбазы, перевалила через невысокую гору и снова пошла вверх. Лес здесь был самым впечатляющим из того, что Евгению довелось увидеть за все время пути. Настоящий реликтовый кедровник. Причем деревья тут росли какого-то очень редкого, возможно, уникального вида: они были крупнее и с иглами еще более длинными, чем у обычного сибирского кедра. Кругом высились неохватные гиганты, одетые в кору-броню медного оттенка, напоминающую драконью чешую. Толстые корни сплошь увили землю подобно исполинским узловатым венам. Идти было трудно, приходилось постоянно смотреть под ноги. Сильно пахло хвоей, смолой и озоном – так сильно, что порой начинала кружиться голова.
Ориентиром служил расколотый молнией засохший кедр возле обрыва, под которым текла река. Мертвое дерево, огромное, с загнутыми кверху ветвями, напоминало стилизованный рисунок на бубне алтайского шамана. Неподалеку ниже по склону располагалась стоянка – небольшая поляна с парой дощатых щелястых не домиков даже, скорее навесов. По контрасту с оставленной позади базой, постройки были очень старые, ветхие, с поросшей мхом частично провалившейся кровлей. Там нашлось кострище, возле него и принялись ставить палатки – вернее, занималась этим в основном Жанна, опытная походница, остальные помогали, как могли. Распаковали оборудование. Антимоскитные костюмы надели еще на базе.
Бабочку Евгений увидел вечером. Сумерки наступили резко: еще несколько минут назад закатное солнце заливало расплавленной медью вершины окрестных гор – и вдруг опустилась сизая полутьма. Он подкладывал дров в костер, когда услышал тихое и густое басовитое гудение, будто над ухом включили вентилятор. Ни одно из виденных им насекомых – даже гигантские черно-синие пчелы-плотники – не издавали настолько низкого и характерного, с потрескиванием, звука.
Евгений оглянулся и отпрянул. Сначала ему показалось, что у самого плеча зависла в воздухе птица.
Но это оказалась огромная бабочка. Массивным мохнатым брюшком и манерой зависать на месте она напоминала не калиптру, а некоторых бражников. Быстро-быстро взмахивая крыльями и производя гипнотическое гудение, чуть покачиваясь, бабочка, казалось, рассматривала человека. Она была настолько близко, что Евгений видел отблески костра в ее круглых фасеточных глазах. Он так растерялся, что даже не догадался наклониться за лежащим неподалеку на земле сачком. Бабочка повисела еще и вдруг рванула прочь, мгновенно растворившись в сумерках.
– Вы ее видели? Видели?! – закричал Евгений Дмитричу и Гоше, что возвращались от реки, замахал им руками, даже запрыгал от радости. – Она существует! Я ее видел!
Оживилась даже Жанна, до того сидевшая как сыч в палатке. До глубокой ночи, очень ясной, светлой, полнолунной, они ходили по поляне и всматривались в многоярусную хвойную тьму в надежде, что вот-вот, привлеченная огнем костра, к стоянке прилетит еще бабочка, и, быть может, не одна. Они предусмотрительно надели перчатки, опустили на лица противомоскитные сетки и вооружились сачками. Но бабочки больше не показывались.
– Я слышала, они любят более сырую погоду, – сказала Жанна, однако на ее слова как-то не обратили внимания.
Этой ночью впервые со времен детства Евгений засыпал с ощущением настоящего чуда, озарившего его жизнь.
На следующий день группа отправилась изучать окрестности стоянки, в надежде найти где-нибудь дремлющих бабочек – созданий явно сумеречных. У каждого при себе был сачок, морилка, прикрепленная к поясу, – обшитая брезентом банка для умерщвления насекомых, внутри нее находился пропитанный этилацетатом тампон – емкости для живых гусениц и коробки с конвертами для готовой добычи. Евгений захватил пару шприцев с нашатырем для докалывания бабочек – столь крупным созданиям явно будет мало обычной морилки. В сущности, любой энтомолог – прежде всего, профессиональный убийца. Энтомологическая экспедиция – массовое жертвоприношение во имя науки. Сдавливание грудки живой бабочки пинцетом, помещение в морилку и, наконец, докалывание нашатырем, если после перечисленных манипуляций насекомое еще живо – вот обязательные умения каждого ученого, собирающего материал. Почему-то именно обо всем этом подумал Евгений, когда наткнулся на труп зайца.
Он осматривал стволы деревьев – сумеречные бабочки часто пережидают светлое время суток, забиваясь в щели коры, – и размышлял, что гусеницы, по-видимому, питаются только хвоей здешнего уникального кедра – этим объясняется малый ареал обитания. За очередным деревом обнаружилось мертвое животное странного вида. Очень сильно раздутое, со множественными следами укусов крупных насекомых. Евгений даже не сразу опознал в трупе зайца. Потыкал труп палкой – тот был твердый как камень, будто мумифицированный. И на нем не было видно ни мух, ни прочих падальщиков.
Бабочки.
Иного объяснения просто не находилось. Так вот как это бывает. Евгений машинально опустил на лицо антимоскитную сетку, наглухо застегнул плотную куртку, поправил перчатки на запястьях. Конечно, днем бояться было нечего, но от вида убитого животного стало не по себе. Он хотел позвать коллег, но тут его внимание привлек крупный камень у обрыва, оплетенный корнями старых кедров. Это был петроглиф. На камне было хорошо различимо высеченное примитивное изображение толстобрюхой бабочки с расправленными крыльями. Евгений припомнил аналогичные изображения, виденные на фотографиях.
В древности алтайцы уже знали про этих тварей. Поклонялись им? Или просто остерегались их, и камни эти – вроде предупреждающих знаков: мол, путник, не суйся сюда, здесь опасно?..
Евгений спустился немного ниже по течению реки, туда, где обрывистый каменистый берег переходил в пологий. Вдоль скалы можно было пройти по песчаной кромке у самой воды. Отвесная каменная стена обрыва отлично годится для наскального творчества – быть может, на ней обнаружатся и другие петроглифы?
Предположение оказалось верным. На скале были во множестве высечены бабочки – а еще несколько фигурок людей, заключенных внутрь каких-то сфер. Что все это значит, Евгений
