Точно таких случаев я еще не встречал, но было немало похожих. Мои вопросы могут казаться тебе бессмысленными, но все это важно. В психике человека вообще нет ничего неважного. Поэтому я так скрупулезен. Ведь я правда хочу помочь.

Марк сглотнул. И тут же почувствовал волну ненависти, порожденную сознанием Бладхаунда в ответ на его сомнения. Охотник взбесился, хотя снова рыпаться не стал.

– Тогда давайте на чистоту, – предложил Марк, поднимаясь с кресла. Теперь, когда он стоял к Нику так близко, ему в голову пришла неожиданная мысль – а что если схватить его прямо вот так, голыми руками, и начать душить, сможет ли он убить врача? И какая в этом кабинете система безопасности? Успеет ли она среагировать?..

Марк ужаснулся, но не самим этим мыслям, а потому что не понял – кому именно они принадлежат, ему или Бладхаунду.

– Почему вы не сказали, что моя жена жива и тоже здесь? – он неотрывно смотрел в темные чуть зеленоватые глаза Бострома, надеясь уловить реакцию. Но врач и бровью не повел.

– Сам подумай, – пожал плечами Ник, вновь возвращаясь за рабочее место. – В каком состоянии ты был? Ты ничего не понимал, у тебя по крови еще бродила лошадиная доза транквилизатора, ты мог сорваться в любой момент. Насколько целесообразно было мне создавать дополнительный мотиватор для твоей дестабилизации?

Марк хмыкнул. Справедливо.

– Я бы сказал тебе, поверь, – Ник откашлялся. – Но позже. Возможно, через несколько месяцев, когда увидел бы прогрессивную динамику и ослабление социальных аутоограничителей, – он активировал голографический экран стола и коснулся его пальцами в командной последовательности. – А откуда ты узнал о ней? Встретил?

– Уверен, она не обедает в общей столовой, – усмехнулся Марк. – И во двор ее выпускают одновременно со мной, – сказав это, он внезапно понял, что не может ответить честно. Ведь тогда Ник узнает, что он выбирался из палаты.

– Мне об этом поведал тенебрис, – спустя минуту пояснил он, мысленно пожимая плечами – ведь это как раз было правдой. – Я теперь слышу его в реальности, как Бладхаунд слышал в симуляции.

– Вот как! – Ник нахмурился и набрал на голографическом экране еще несколько команд. – По правде говоря, это плохо. Это значит, что синдром психического автоматизма укореняется, хотя еще вчера мне казалось, что шизофренический базис начал произвольную деконструкцию. Возможно, стоит пересмотреть стратегию лечения, но… – он оторвался от экрана и посмотрел на Марка. – Это уже моя проблема. А теперь я должен пояснить, что это не тенебрис рассказал тебе о жене. Это ты сам рассказал себе о ней.

Марк потупился, ожидая продолжения. Он не расслабился, но под располагающим взглядом Ника сел обратно в кресло. И тогда Бостром продолжил:

– Этот эффект в современной психиатрии называется бессознательная мнемоническая манифестация. О нем строили предположения еще в далеком прошлом, но только два года назад гипотеза стала, наконец, теорией. Идея в том, что наше сознание воспринимает лишь определенный процент информации, поступающей с органов чувств. У кого-то больше, у кого-то меньше, это не важно. Важно, что вторая, большая часть данных попадает в бессознательное, и остается там потенциально навсегда.

На мгновение Ник задумался, видимо – прикидывая, как попроще объяснить всю эту наукообразную белиберду.

– В общем, представь, что едешь по незнакомому городу на автомобиле, – продолжил врач. – И внезапно видишь здание с оригинальной архитектурой. В твоем сознании отпечатывается только это здание, а те строения, что находятся слева и справа от него, ты не запоминаешь, потому что они тебе не интересны. Но их ты тоже видел, и они остались в памяти, только в бессознательной. А потом, в какой-то момент, как правило – критический, связанный с мощным психоэмоциональным напряжением, бессознательное может внезапно вытолкнуть воспоминания о тех неинтересных здания на поверхность твоего сознания. И в этом феномен эффекта – бессознательное не может дать тебе картинку напрямую, у него нет соответствующих механизмов интерпретации. И оно применяет до безобразия простой и банальный метод – псевдогаллюцинации. Слуховые, визуальные, тактильные.

– Типа историй, когда человеку является умерший родственник и о чем-то предупреждает? – уловил Марк.

– И так тоже, – с готовностью кивнул Ник. – Еще у религиозных фанатиков часто бывает – когда им являются высшие сущности и что-то показывают или шепчут. Обычно это происходит, когда жизни человека угрожает опасность. И тут нет ничего удивительного – мозг просто пытается спасти себя.

– Но мне вчера опасность не угрожала, – протянул Марк, соображая, насколько теория Бострома относится к его ситуации.

– Да что угодно может послужить катализатором! – развел руками врач. – Вполне возможно, ты к вечеру начал отходить от «Напамина» и твое бессознательное поспешило рассказать тебе, что когда тебя на каталке везли по Клинике два дня назад, ты мельком видел свою жену, которую вели, скажем, на обед. В тот момент сознание под действием транквилизатора просто не восприняло картинку, но бессознательное сохранило образ. А затем, когда ты вернулся в нормальное состояние, бессознательное в ответ на твои переживания о жене, подсказало, что она жива-здорова.

– То есть слова тенебриса – это всего лишь я сам, моя память, – будучи одаренным мнемопластиком, Марк лучше других знал о беспредельных возможностях человеческого мозга. И объяснение Ника показалось ему адекватным, хотя Бладхаунд на этот счет лишь злобно прорычал что-то нечленораздельное.

Кабинет главврача Марк покинул в легкой прострации. Пока Олаф вел его в столовую, а потом – во двор, парень все думал, что же из этого правда и кто на самом деле сказал ему о жене? Какая-то тварь из симуляции – не НПЦ и не игрок? Или его собственное подсознание, внезапно пробившееся через пелену бреда? Второе, несомненно, выглядело вероятнее. Черт, как это все-таки страшно, не понимать – безумен ты или нет!

Игнорируя попытки Бладхаунда донести до него свое вполне однозначное мнение по этому вопросу, Марк двинулся по уже знакомой аллее к молодому дубу, под которым вчера (а кажется – прошла уже целая жизнь!) пытался заняться цигун. Внезапно он услышал треск и характерный звон реактостекла. Обернувшись, парень увидел, что один из пациентов лежит возле разбитого стула, которые тут во множестве ютились на лужайках под деревьями. Марк удивленно хмыкнул – чтобы повредить реактостекло, нужно в него из армейского карабина очередь выпустить! Собственно, поэтому материал так востребован и из него что только не делают, даже мебель.

Он