Конечно, он пытался ещё уговарить меня, сопротивлялся, но, в конце концов ушёл.

Все говорили всегда, что время лечит. Но я знала по смерти родителей, что это не правда. Ты просто в какой-то момент понимаешь, что помимо того, чтобы плакать и горевать, можешь ещё что-то другое. Но боль… она оставалась прежней. Сидела в твоём сердце, и, каждый раз, как ты мыслями возвращался к ситуации, всё так же захлёстывала тебя, рискуя унести с собой.

Я попросила мужа не приезжать больше до операции. Мне надо было быть в стабильном психологическом состоянии, и не слечь в больницу самой, пока я была нужна сыну.

И он и это принял. За что я была ему благодарна. Каждый день я получала от него сообщения, где он желал мне доброго утра, или хорошего дня, спрашивал, как дела, задавал вопросы про сына, и желал спокойной ночи. Два раза за неделю я получила от Макса ещё и денежные переводы. Хотя денег на карте у меня пока было вполне достаточно.

Вопрос финансов вообще висел у меня в голове, но пока был на паузе. Я обязательно должна была разобраться с ним, но чуть позже. У меня был целый список задач, которые нужно было решить.

Пока, Лёва был на первом плане. Но я уже строила планы, как я, когда разберусь с этой операцией, и мой сын восстановится, обязательно разберусь с проблемами текущей беременности.

Врачи называли моего ещё не рожденного малыша пока «плод», но для меня в голове это уже был мой ребёнок. Я уже представляла, как держу его или её на руках, как рассматриваю малюсенькие пальчики с ногтями, и восхищаюсь устройством вселенной, которая способна на такое чудо.

С мамой Макса удалось договориться о помощи с её внуком после операции без проблем, и она пообещала, что будет у нас в четверг, и останется на столько, на сколько было нужно. Мне вообще повезло со свекровью.

Но она, конечно же, не упустила возможности спросить, как у нас с Максимом дела, имея в виду наши взаимоотношения. Когда я ей сказала, что собираюсь подавать на развод, и что записала нас с Максом к адвокату, она пыталась меня переубедить, но я деликатно попросила её не вмешиваться. Хорошо, что она, кажется, не знала про мою беременность. Похоже, Макс ей не сказал.

Мне вообще сейчас все старались дать советы. Но я поняла, что должна была слушать в первую очередь себя. Это не им потом было жить вместе с человеком, который предал тебя после стольких лет брака. И да, даже если Максим говорил правду, и они только целовались, для меня это всё равно была измена.

Тем более, что он делал это не просто с кем-то, а с моей лучшей подругой, что делало предательство в разы серьезнее.

Мы легли с Лёвой в больницу в пятницу вечером.

Если честно, я до последнего боялась, что в последний момент нам кто-нибудь позвонит, и скажет, что что-то случилось, и операция отменяется, но, когда нас заселили в палату, я немного выдохнула.

О Наташе, и том, действительно ли с её подачи Лёве перенесли операцию, я старалась не думать. Концентрация была полностью на сыне.

Мне предстояла «весёлая» ночь, когда нужно было объяснять Лёве, почему ему нельзя даже пить воду. Для ребёнка около трёх лет, это было сделать весьма непросто.

Я правда думала, что готова ко всему. Я заранее подписала все документы, в которых меня предупреждали, что что-то может пойти не так, и я отказывалась от любых претензий. Я внимательно всё изучила, и, конечно же, в итоге подписала. А какой ещё у меня здесь был выбор?

Эта операция была нужна Лёве, чтобы он вырос здоровым человеком. Мне оставалось просто надеяться на лучшее, и убеждать себя, что, если верить статистике, всё должно быть хорошо.

Я столько раз представляла, как это будет происходить, ждала, хотела, чтобы операцию сделали скорее, ведь чем мы дольше тянули, тем больше у Льва был риск развития каких-то сопутствующих заболеваний.

Но, оказалось, что всё было не так-то и просто. Я всё ещё была лишь слабой женщиной. А ещё, я была матерью, чьего ребёнка забрали, чтобы вмешаться в его тело. И это абсолютно выбило меня из колеи.

Когда его только отвезли в операционную, всё было хорошо. Но, чем дольше я сидела одна в палате, тем сильнее на меня накатывал волнами страх. Страх, что что-то пойдёт не так.

Сознание рисовало какие-то страшные картины, и через час ожидания, я уже не могла остановиться плакать.

Я понимала, что не справляюсь с этим эмоциональным давлением. И, словно специально, в момент, когда я уже была готова вскочить, и каким-то образом проникнуть в операционную, чтобы лично следить за всем, что делали с моим мальчиком, дверь в палату открылась. На пороге стоял Макс.

Он, скорее всего, пришёл, чтобы мы вместе дождались Лёву, когда он очнётся от наркоза, но в тот момент я даже не думала об этом.

- Рита, почему ты плачешь? Лёва ещё на операции? – тут же подлетел он ко мне, застав меня всю в слезах на больничной койке.

А я не могла сказать и слова. Просто обняла Макса за шею, повиснув на нём всем своим весом, и рыдала навзрыд, так, что его лонгслив, который был надет под рубашкой, быстро стал мокрым от слёз.

- Мне очень страшно. Они увезли его и не привозят. А что, если...

Макс обхватил меня за лицо, и повернул мою голову на себя.

- Никаких если. Всё будет хорошо. Там лучшие врачи, и они знают, что нужно делать. Я с тобой, слышишь? Я с тобой, Рита. Я с тобой.

32 глава

Не знаю, как пережила бы это ожидание, если бы не Максим.

На время я отодвинула свои обиды в сторону. Муж меня обнимал, целовал куда-то в волосы, шептал успокаивающие слова, и мне действительно становилось спокойнее. Я молча принимала его поддержку, сейчас она была нужна мне как воздух.

- Только представь, когда он отойдёт от операции, то наконец-то закончатся все эти таблетки, постоянные замеры давления, заживём спокойно, как раньше.

Я слышала, что голос Максима дрогнул в конце фразы.

Да. Может и спокойно, но, как раньше уже не получится. Видимо, он подумал о том же.

Хоть чуть-чуть расслабиться я смогла, только когда в палату привезли Лёву после операции. Сердце кровью обливалось, когда я видела, что глаза сына были