Шрифт:
Закладка:
Некоторое время мы шли вместе молча, а затем я виновато проговорила:
— Сэр, я собиралась прийти, правда-правда собиралась!
— И придешь, — ответил он. — Я просто решил напомнить тебе об этом.
Его губы были очень близко к моему уху, но посмотреть на него я не отважилась.
Плащ колыхнулся за его спиной и дохнул на нас уже совсем непроглядной ночной тьмой. Лорд Смерть не сделал ни малейшего движения, чтобы дотронуться до меня, и все же я ощущала, что рядом со мной идет мужчина. Я взглянула на его лицо, суровое и прекрасное, — в его чертах застыла печаль.
— Уверена, что и сегодня ночью я с вами не останусь, лорд Смерть, — тихо сказала я. Слышал ли он сомнение в моем голосе?
Он слегка поклонился, но ничего не ответил.
— Что ощущает человек, когда умирает, сэр? — спросила я. — Это больно — вот и все, что я об этом знаю.
Опять мы некоторое время шли молча. И наконец он промолвил:
— Боль причиняет жизнь, не смерть.
Я поежилась при мысли о черно-зеленой ночи в лесу, и сказала:
— Милорд, зачем вы мучаете меня, шагая рядом в темноте? Это жестоко.
— Я намереваюсь защитить тебя от них, — ответил он.
И тут, не поворачивая головы, я увидела черные тени людей на иссиня-черном фоне ночи. Они следили за мной — недвижно, молчаливо.
— Это очень галантно с вашей стороны, сэр, — тихо сказала я, — но для меня их компания милее вашей. И, кстати, именно из-за вашей компании они боятся и ненавидят меня.
Он ничего не сказал. Я уже почти добралась до цели своей прогулки.
Последние шаги я пробежала и заколотила в Кухаркину дверь.
— Госпожа Кухарка! — закричала я и стукнула снова. — Госпожа Кухарка!
За дверью послышалась брань, а затем дверь распахнулась. Кухарка была одета в ночную сорочку, на голове — шерстяной ночной капор.
— Что, что такое? Луна, что ли, с неба свалилась?
— Госпожа Кухарка, вы должны отведать моих пирогов!
Я оглянулась, но не увидела ничего, кроме лунного сияния в ночи, и проскользнула в кухню.
Кухарка потеряла дар речи — возможно, впервые в жизни. Я подхватила с подноса кусок пирога и сунула ей:
— Попробуйте и скажите, достанется ли мне звание Лучшей Стряпухи.
Она взяла пирог и проворчала:
— Ну ты и чокнутая. Правда, говорят, что чокнутые повара готовят самые лучшие соусы.
Кухарка прожевала, а потом взяла по куску от каждого пирога, да не по одному, а по два и по три. И наконец вынесла суждение:
— Кетура, ты печешь самые лучшие пироги, какие я когда-либо едала, но любая баба в деревне сумеет сделать пироги наподобие этих. Если хочешь выиграть, тебе придется изобрести что-то новое, такое, чтобы каждая стала умолять тебя о рецепте.
— Тобиас обещал достать для меня лимоны…
— Сделай так, и Бен Маршалл будет твоим. Если ты его хочешь, конечно. — Она внимательно всмотрелась в меня и вытерла рот передником. — Ты уверена, что он тебе нужен?
— Почему вы думаете, что нет?
— Потому что он хочет для себя повариху, а не любовь, а ты как раз ищешь любовь, причем настоящую.
Я ахнула.
— Откуда… откуда вы знаете?
— Джон Темсланд сказал.
Я вытаращила глаза:
— Джон Темсланд разговаривал с вами обо мне?
— Разговаривал. — Кухарка бросила на меня косой взгляд — один ее глаз все еще мог что-то видеть. — Только и знал, что трещал про тебя.
Я не нашла, что сказать, и приписала свою беспомощность усталости.
— Мне пора домой, — наконец выдавила я.
— Постой.
Она разбудила своего сына и настояла, чтобы он проводил меня. Бедняга с досадой согласился, но ему так хотелось спать, что он не видел ни моего более могущественного сопровождающего, ни мужиков, следивших за мной из темноты.
Едва завидев мой дом, Кухаркин сын повернулся и бросился домой, непрерывно крестясь.
Глава девятая,
в которой я рассказываю очередную историю; необычная цена, которую Сестрица Лили запросила за свою наперстянку и которую я заплатила сполна, хоть и не без глубочайшего смятения
На небе опять зажглись звезды.
Я слышала ученые рассказы о том, что звезды на самом деле — это гигантские солнца, но они так далеко, что кажутся крошечными точками света. Конечно, каждый знал, что это невозможно, и смеялся над учеными.
Но сейчас, глядя вверх, я надеялась, что это правда. Надеялась, что холодное, пустое небо и вправду наполнено жаром и светом, что вселенная может оказаться чем-то невозможным, неподвластным ни моему зрению, ни воображению.
Нет, я пока еще не готова покинуть это небо и эти звезды.
Я вошла в дом.
Огонь в очаге еле теплился.
— Бабушка? — позвала я. Ее кровать была пуста. И тут я увидела, что она лежит на полу.
— Бабушка! — Я кинулась к ней. Она была в сознании, но бледна, как воск, лоб и верхняя губа мокры от пота. — Бабушка!
— Кетура, как хорошо, что ты пришла, — еле слышно сказала она.
— Ты больна!
— Помоги мне добраться до кровати.
Я медленно подняла ее, уложила в постель и хорошенько укрыла.
Она притихла под теплым одеялом, и я взяла ее за руку. Ее кисть дрожала в моей ладони, словно пойманная птичка.
— Я боюсь, Кетура, — проговорила она.
— Бабушка, я защищу тебя, — сказала я.
Она скользнула по комнате взглядом, полным страха.
— Ты видишь его, Кетура? Он близко?
— Нет, Бабушка, он не близко.
Я обхватила ее руку обеими ладонями.
— Разве я не сказала бы тебе, будь он поблизости? — ласково спросила я. — Все хорошо. Давай я расчешу тебе волосы?
— Кетура, — сказала она с усталым удивлением. — Я умираю.
— Нет, Бабуля!
Она долго молча вглядывалась в меня.
— Нет, — повторила я более решительно.
— Ты позволишь мне умереть одной? — спросила она.
Я рассердилась:
— Бабушка, это всего лишь лихорадка, та же самая, что мучила тебя в прошлую зиму!
Она слегка нахмурилась и обратила взгляд к окну.
— На самом деле я не смерти боюсь. Я боюсь оставить тебя одну. Пока я жива, память твоего почтенного дедушки охраняет нас. Пока я жива, лорд Темсланд будет платить нам маленькую пенсию. Но когда я уйду, ты останешься одна и без средств. Репутация твоего дедушки умрет вместе со мной, и тебя сможет обидеть каждый.
— Не бойся, Бабушка, — прошептала я. — Поспи.
Я расплела ее упавшую
