Далеко я от России, но мне кажется, что в ней есть чему порадоваться. Вы — утверждаете это…

Вообще такие, как Ваши, очерки современной деревни замечательно своевременно и хорошо рисуют текущую жизнь»[20].

А. М. Горький с большим одобрением относился к походам и поездкам Вячеслава Шишкова по России и высоко ценил литературное и общественное значение его очерков и шутейных рассказов.

Одной из крупных и спорных вещей, написанной вслед за «Тайгой», является повесть «Ватага». В ней Вячеслав Шишков попытался отразить малоизвестную ему тему — партизанскую борьбу в Сибири. Его внимание привлекла роковая судьба Рогова, который, по официальным сведениям, со своей ватагой убил в Кузнецке более 500 человек. Вначале Шишков на основе свидетельств одного ответственного работника об этом страшном событии собирался написать рассказ, но в процессе работы планы его изменились, и заурядный разбойник Рогов трансформировался в фантазии автора в эдакого сибирского богатыря, борца за кержацкую правду — Зыкова.

Но именно на этом пути автора подстерегали неудачи. Дело в том, что какие-то толком не оформившиеся в сознании Зыкова идеи борьбы за народ, за правду меркнут, тонут в кровавых, разбойных злодеяниях.

Дела Зыкова — бандитские, звериные. Поэтому его выкрики «Сердце мое за народ кипит», его распоряжения выдавать бедным горожанам разграбленное добро ничего не стоят. Это лишь напоминает лозунги и действия «белых» и «зеленых» банд времен гражданской войны. Зыков как вожак своей ватаги и не пытался унять самых ярых истязателей и насильников (Наперсток, Срамных), пресечь их низменные, садистские чувства.

Но он и сам разбивал черепа безменом, как закоренелый палач. Главного своего бандюгу — каторжника, рубившего топором головы невинных людей, Наперстка, Зыков решил утопить в проруби, потому что видел в нем еще более хищного зверя, чем он сам, и побаивался его…

Не мотивирована и далека от жизненной правды любовь и привязанность к Зыкову красивой купеческой дочери Тани. Подручные Зыкова убили ее отца. На ее глазах был казнен Ванька-Птаха — молодой и задорный певун из ватаги, у которого еще теплились истинно человеческие чувства…

И вот Таня все-таки разыскивает прячущегося Зыкова, зная, что пришедшие в город носители настоящей, подлинно народной правды воины Красной Армии уже разыскивают преступника Зыкова, чтобы наказать его по высоким, справедливым революционным законам.

Среди труднодоступных Алтайских гор, в долине, расположилась заимка старого знакомца Степана Зыкова — охотника-медвежатника Терехи Толстолобова. Никто сюда не знал дороги, кроме Зыкова да горбуна Наперстка, которого Зыков не опасался, так как считал, что он погиб. Сюда-то и приехал Степан Варфоломеевич вместе с Таней, которая пожелала стать его женой.

Не стерпела этого жена Терехи Толстолобова Степанида, у которой была давняя связь с Зыковым, и повесилась недалеко от заимки в тайге.

Зыков в бане. Он, как истый сибиряк, любил попариться. При нем винтовка, кинжал и десятифунтовая гирька на ремне. «Таня сидела в своей горнице под раскрытым окном. Она вся еще была в прошлой ночи, улыбалась самой себе большими серыми глазами, прямые темные брови ее спокойны, сердце под черной шелковой кофтой бьется ровно, отчетливо. Как хорошо жить… Скорей бы приходил к ней Степан. Нет, никогда не надо думать о том, что будет завтра…»

А оно — это завтра — пришло неотвратимо. Наперсток-то, избежавший все-таки смерти, привел сюда отряд красноармейцев под командованием Николеньки Перепреева — родного брата Тани.

«— Как, ты здесь? Татьяна… Тебя Зыков украл? Да?

— Нет… Я сама пошла к нему…

— К нему? Сама?! — лицо юноши вытянулось, и сама собой поползла на затылок шапка. — К Зыкову?!»

Этому удивляется не только брат Тани, но и читатель.

Почему, действительно, к нему — разбойнику и садисту, видевшая его злодеяния, творимые в городе, все же пришла тихая, скромная и красивая девушка Таня? Больше того, несмотря на все уговоры брата оставить Степана сейчас, когда того должны были тут же расстрелять, Таня вместе с ним приняла смерть.

Закономерно ли это? Оправдано ли это всем ходом событий?

Думается, что нет. Автору захотелось, чтобы казнь Зыкова была хоть как-то скрашена. И весь материал, привлеченный для того, чтобы «очеловечить» смерть негодяя, выглядит нежизненным. В этом, думается, основной недостаток «Ватаги».

Критика в свое время отмечала порочные стороны этой повести: ее натурализм, несоответствие отображаемых событий историческим фактам. Вячеслав Шишков, видимо, понимал слабые стороны своей повести, так как во вступлении к «Ватаге» написал:

«Имея под руками лишь разрозненные, неполные данные о зыковской ватаге, автор нашел возможным выключить историческую фактичность из плана своей работы и поставить в центре романа психологию масс, лишенных идейного руководства… Она была — эта зыковщина, она имела своих вожаков, но в ее жестоком разгуле и неизбежной ее гибели не следует искать типичных черт для всей сибирской партизанщины. Зыковщина — это горючая накипь в народном движении».

По словам В. Бахметьева, автор в начале 30-х годов коренным образом переделал «Ватагу», удалил из нее все, что противоречило исторической правде и уводило от реалистического показа событий. Переработанная рукопись погибла в Пушкине в 1941 году. Однако, раздумывая над критическими замечаниями по «Ватаге», над «зыковщиной», автор нашел исторически верный подход к отражению крестьянской войны XVIII века, что проявилось впоследствии в эпопее «Емельян Пугачев».

И все же «Ватага» представляет определенный интерес даже и в том виде, в каком она была опубликована: читатель понимает, как много поработал В. Шишков, прежде чем создать такие реалистические произведения, как «Угрюм-река» и «Емельян Пугачев». Однако нужно еще раз сказать, что Шишков глубоко заблуждался, представив Зыкова вожаком сибирских партизан и сделав из него какого-то искателя истины, в которой якобы слились старообрядческое и эсеровское правдоискательство.

Другим крупным произведением после «Тайги» является повесть «Пейпус-озеро». В ней отражены судьбы солдат и офицеров разбитой армии Юденича, бежавшей в буржуазную Эстонию. К созданию этой повести Вячеслав Шишков готовился тщательно, усердно собирая материал.

«„Пейпус-озеро“ движется медленно, — писал он В. Бахметьеву в январе 1924 года, — его надо проверить, как работу школьника первой ступени, написанную каракулями: наверное, масса ошибок против истины, в Эстонии я не был, а в таких случаях собственные глаза и уши надежней всякого воображения. Надо ознакомиться с работами об Эстонии, чтоб не получилось где-нибудь „развесистой клюквы“. Надо отыскать людей, бывших там во времена Юденича, надо повидаться с юношей, рассказ которого о своих скитаниях положен в основу повести».

Замысел «Пейпус-озера» возник в процессе поездок Шишкова по