отразить наступление, если они попробуют подобраться с другой стороны через горы; маловероятно, но эхо непрекращающегося обстрела свидетельствовало о том, что наверху они еще сопротивляются. Мы поставили гаубицу на огневую позицию, передвинули пулемет и мешки с песком, из подручных средств соорудили амбразуры для наблюдателей с гор. Со всем этим провозились до полуночи. Потом сменили часовых, и я наконец-то смог прикорнуть на несколько часов на удобной кровати в одном из домов, переделанных в казарму, уснул как убитый, даже не успев перекусить.

После моего караула, на рассвете мы наконец получили распоряжения. Надо было оставаться на месте и таким образом перегораживать дорогу тем, кто пытался убежать в горы; их база наверху вот-вот должна была рухнуть. Еще нам удалось эвакуировать раненых, не умерших ночью, и к нам пришли десять человек — остатки другой группы подкрепления. Мы укрепили заграждения на случай, если они попробуют отступить с боями к нашему сектору. Трупы мы зарыли в глубокой канаве. Командира эвакуировали из-за сломанной щиколотки, и нам пообещали прислать днем нового офицера. А пока командование отрядами поручили некоторым товарищам, в том числе и мне. Под мое начало дали десять человек, мы охраняли подступ со стороны гор. Я не знал, как к этому отнестись, но в глубине души гордился, что выбрали меня. Всегда приятно, если тебя ценят. Но когда я принимал командование прямо на месте, когда отряды переформировывали, перемешивая выживших после вчерашнего с десятком вновь прибывших, среди тех, кто вышел из строя, чтобы двинуться со мной к горам, оказался Зак. Он мне улыбался. Слегка похудевший, в рваной и грязной форме, он с улыбкой смотрел мне в глаза. После эпизода со стоянкой я ни разу его не видел — думаю, мне приятно было снова его встретить. Он подошел ко мне и протянул руку, улыбка не сходила с его лица.

— Ну, что? Вот ты и начальничек! С удовольствием повоюю под твоим командованием.

Больше он ничего не добавил, просто пошел с остальными вверх по деревне как ни в чем не бывало.

Я не смог сразу поговорить с ним, потому что наш авангард увидел каких-то мирных жителей, спускавшихся к нам. Скорее всего, бедняги бежали с поля боя, однако надлежало принять все меры предосторожности и допросить их. Мы дали им спуститься до входа в деревню и неожиданно их схватили — впрочем, они рассчитывали нас увидеть. Перед нами стояла целая семья: дедушка, бабушка и две дочери с четырьмя детьми — сыновья наверняка остались воевать и знали, что мы пришьем их на месте. У них был осел с какими-то тюками, мы все обыскали, но нашли только одежду, кастрюльки и прочее барахло. Они стояли ни живы ни мертвы от страха и озирались, ища глазами других жителей деревни. Мы их разделили: детей в одну сторону, взрослых — в другую, чтобы запугать. Затем повели в дом и стали допрашивать каждого по отдельности, чтобы потом иметь возможность сравнить разные версии. Сначала я спросил у деда, откуда тот пришел, куда шел; я делал вид, что записываю, чтобы его ободрить. Я старался держаться как можно профессиональнее и говорить дружелюбно, чтобы он чувствовал, что ему доверяют. С каждым вопросом он успокаивался, объяснил, что они вышли накануне вечером, что провели ночь в горах, укрывшись в гроте, и что начали снова спускаться на рассвете. Они понимали, что при спуске встретят солдат, но непонятно какой армии; перед выходом им сказали, что вся долина еще удерживалась их войсками. «До вчерашнего дня», — сказал я ему. А теперь этот склон — наш. Он произнес «а-а» без каких-либо комментариев. Я поблагодарил его, отпустил и привел одну из его дочерей. Лет тридцати, испуганную и дрожащую. Внешность обычная, ничего особенного, только меня раздражал ее простецкий вид. Она рассказала в точности ту же историю, что и старик. Когда я спросил, чем занимается ее муж, она стушевалась и ответила «умер». Я знал, что она лжет и что он где-то в горах воюет против нас. Я собирался ответить ей, что она лжет, но тут услышал внизу женские крики и вопли. Я сделал вид, что ничего не происходит. Пристально посмотрел женщине прямо в глаза, подождал несколько секунд. Крики снизу сменились резкими повторяющимися стонами.

— Ты уверена, что твой муж умер?

Ее лицо дрожало и дергалось, она нервно стучала ногой по полу. Внизу ее сестра закричала еще громче.

— Ну?

Она разрыдалась и сказала, что нет, что он еще воюет наверху с остальными, но что, скорее всего, он там погибнет, поскольку уже вчера, когда мы ушли, у них почти кончились боеприпасы.

— Очень хорошо.

Это была отличная новость; судя по всему, их база скоро сдастся, и мы займем обе долины целиком. Внизу крики стихли. Я позвал парня, которого поставил часовым у двери.

— Порядок, можешь ее отвести. Приведи сестру.

Он как-то нехорошо осклабился и сказал:

— Не уверен… в состоянии ли она…

— Делай, что приказано, и вели остальным, чтобы сидели тихо.

Я понимал, что они ничего не сделают, но я был начальником и не мог такого допустить.

Через пять минут привели сестру. На нее было страшно смотреть: все лицо в кровоподтеках, из-под разорванной одежды торчали груди, которые она старалась прикрыть руками, по щекам текли слезы.

Все это мне уже порядком надоело. Я задал ей пару формальных вопросов, она отвечала, икая и стуча зубами. Я разозлился, взял ее за руку и сказал: «Все, выходим, можете идти».

Уже на лестнице послышались крики. И я сразу взбесился. Пока я спускался, меня прошиб холодный пот, и я вздрагивал от каждого повторяющегося крика женщины. В большой комнате, заткнув уши, сидела старуха, старик рыдал; мне захотелось пришить их не раздумывая, но у меня не было при себе оружия. Сестра бросилась, плача, в отцовские объятия. Я вошел в соседнюю комнату, откуда доносились крики. Женщина, согнувшись, лежала грудью на столе спиной к двери. За ней стоял Зак, а другой парень за всем этим наблюдал, держа дрожащими руками винтовку в пяти сантиметрах от лица женщины. Они даже не заметили, как я вошел. Несколько минут я следил за этой сценой, одновременно завороженный и окаменевший, будто при виде вздымающейся волны, которая на тебя вот-вот обрушится; я точно во сне смотрел, как член Зака входит и выходит из женщины, на воспаленное, покрасневшее, сосредоточенное лицо Зака; я подошел к парню с винтовкой и что есть силы двинул ему кулаком в лицо, я ощутил его скулу, а потом