— Прости, Ракель, но этот паршивец давно напрашивался на неприятности, — поправляя свои волосы и рукава клетчатой рубашки, сухо отвечает Терренс. — И наконец-то я отвел душу и неплохо избил эту мразь. Вряд ли он что-то поймет, но зато теперь мне стало намного лучше.

— Черт, я знала, что это не кончится ничем хорошим!

— Не кончится ничем хорошим для НЕГО! Я обязательно заявлю на эту тварь и его дядю, чтобы те расквитались с ними и упрятали в тюрьму, где их научат жизни. ВОСПОЛЬЗУЮСЬ ВСЕМИ СВОИМИ СВЯЗЯМИ И ПОСАЖУ ЭТОГО МЕЛКОГО ГАДА В ТЮРЬМУ, ЧТОБЫ ОН СИДЕЛ ТАМ, ПОКА НЕ СДОХНЕТ!

— Успокойся, дорогой, успокойся…

Пока Ракель мягко гладит Терренса по спине и пытается как-то успокоить его, а он поправляет свои взъерошенную прическу и порванную одежду, Эдвард довольно быстро приходит в себя. Он через силу заставляет себя подняться на ноги, стряхивает с себя всю грязь и одергивает вниз свою футболку, чувствуя острую боль во всем теле. Его волосы торчат в разные стороны, стоячая челка потеряла свою форму, и теперь ее пряди прикрывают его лоб. Руки и ноги очень сильно болят, а низ живота горит так же, как и его лицо — после многократных ударов кулаками и крепких пощечин. После потасовки некоторые вещи в гостиной повреждены, сломаны и валяются на полу. Например, расположенный рядом с диваном столик полностью уничтожен после воздействия силы тяжести мужского тела, а какая-то часть мелких безделушек разбита так, что их останется лишь выбросить в мусорное ведро.

— ЧЕРТОВ СУКИН СЫН! — со злостью во взгляде охрипшим голосом выкрикивает Эдвард. — ТЫ, МРАЗЬ, ОТВЕТИШЬ МНЕ ЗА ЭТО! Я С ТОБОЙ ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛ!

— И Я С УДОВОЛЬСТВИЕМ ОТДУБАСЮ ТЕБЯ ЕЩЕ РАЗ! — громко, грубо бросает Терренс.

— ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ! В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ БУДЕШЬ ТРУПОМ!

— КЛЯНУСЬ, Я, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, УНИЧТОЖУ ТЕБЯ! СДЕЛАЮ ТАК, ЧТОБЫ ТЫ ЗАХОТЕЛ СДОХНУТЬ ПО СВОЕМУ ЖЕЛАНИЮ!

— ХВАТИТ ВЫПЕНДРИВАТЬСЯ, ТВАРЬ! ТОЛЬКО И УМЕЕШЬ, ЧТО ОРАТЬ КАК ПСИХ, РАЗМАХИВАТЬ РУКАМИ И УГРОЖАТЬ!

— Да, а ты не орешь как псих? — громко интересуется Ракель. — Психушка прямо-таки плачет по тебе! Такому больному гаду, которому точно надо лечить нервы!

— Я много раз говорил, что обычно всегда спокоен и сдержан, и меня трудно вывести из себя. Но если кто-нибудь и сможет, то я не буду себя сдерживаться. Твоему женишку удалось взбесить меня, и он получил то, что заслужил!

— Оправдывай себя, Эдвард, оправдывай! Мы уже не верим, что ты на самом деле такой сдержанный! Ты показал нам свою настоящую личность. И не сомневаемся в том, что ты — такой же мерзкий псих, помешанных на деньгах и одержимый завистью, как и твой дядюшка. Одного поле ягоды, как говорится!

— Не делай вид, будто этот павлин не относится к нам. Ты прекрасно знаешь, какой он на самом деле мерзкий гад, способный выйти из себя после любого слова. Прямо как девка, которой сказали, что она жирная или уродливая, и которая готова убить любого за такие слова. Вот и Терренс истерит как баба с ПМС и отказывается обращаться ко врачу и бороться со своей неконтролируемой агрессией.

— Черт, кто бы тебе, мразь, рот зашил! — сквозь зубы цедит Терренс, крепко сжав руки в кулаки. — Если тебе мало того, что я сделал с тобой, то могу еще раз навалять. Только на этот раз ты с трудом сможешь уползти отсюда на коленях.

— Только попробуй еще раз тронуть меня, поганая псина, — угрожая Терренсу пальцем, грубо бросает Эдвард. — А иначе я так тебя изуродую, что тебе придется забыть о карьере актера и музыканта. Твоя группа и так вот-вот развалится, а став уродом, ты потеряешь все шансы осуществить свои мечты. Ибо у девки не потекут при виде урода.

— Тебе же сказали, заткнуться! — холодно бросает Ракель, буквально убивая Эдварда своим презрительным взглядом.

— Не лезь, Кэмерон!

— Клянусь, МакКлайф, если ты навредишь Терренсу, я сама сдам тебя полиции и расскажу обо всех твоих делишках. Не буду ждать, когда это сделает он или твой дядюшка!

— Продолжай защищать своего любимого человека, Ракель, продолжай, — хмыкнув, со злостью во взгляде говорит Эдвард. — Только в полицию вам идти бессмысленно, ибо дядя Майкл в любом случае уничтожит вас. Так что не советую даже появляться там. А иначе сдохните раньше, чем нужно.

— Наше состояние тебе все равно не достанется! — грубо заявляет Терренс. — Даже не надейся разбогатеть, обокрав нас и завладев НАШИМ имуществом, на которое мы зарабатывали ДОЛГОЕ ВРЕМЯ!

— МОЖЕТЕ ПОДАВИТЬСЯ! Только вам все равно осталось недолго жить! Дядя рано или поздно грохнет вас и вашу любимую Наталию! Эту безмозглую нимфоманку, которая бросается на любого, у кого на нее встает! Так что передайте ее родителям, что скоро они должны будут откладывать деньги на похороны.

— Скажешь еще хоть одно слово про мою подругу — и тебе, мразь, придется дорого ответить за это, — напрягая все свои мышцы, со злостью во взгляде шипит Ракель. — КЛЯНУСЬ, ЭДВАРД! ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ О ТОМ, ЧТО НА СВЕТ РОДИЛСЯ!

— Иди лучше сопли ее подотри! — грубо бросает Эдвард. — Она ведь только и умеет что реветь! Эта истеричная безмозглая курица целыми днями ревет и жалуется на свою несчастную жизнь, на то, что ей, черт возьми, не везет в любви!

— Можешь забыть о ней раз и навсегда, — грубым, низким голосом говорит Терренс. — С этого момента ты и близко не подойдешь к ней. Мы с Ракель будем защищать ее от такого мерзкого козла, как ты. Рядом с ней будет только тот, кто ЗАСЛУЖИТ это! И когда ее родители вернутся в город, то мы немедленно расскажем им про тебя и заставим принять жесткие меры ради того, чтобы они огородили свою дочь от предателя.

— Посмотрим, надолго ли вас хватит! — со злостной ухмылкой закатывает глаза Эдвард. — Очень скоро эта истеричка вам надоест! Однажды Наталия так задолбает вас своими истериками, что и вы бросите ее! Так ей и надо! Надеюсь, от Рочестер отвернутся все, раз она так эгоистична по отношению к тем, кто тратит на нее свое чертово время.

— Желаю, чтобы тебя все ненавидели и проклинали! — грубо желает Ракель. — А еще надеюсь, что однажды ты захочешь взять пистолет и застрелить себя от осознания того, что натворил кучу ошибок.

— Я никогда не пожалею об этом! О том, что высказал вам в лицо всю правду, что набил морду своему психованному братцу, и что разоблачил перед вами эту жалкую потаскуху из очередного борделя, где она отплясывает перед