Шрифт:
Закладка:
— А я думал, что здесь яблоку упасть некуда, — сказал он, остановившись посреди вестибюля.
— Ну, Кристалл достаточно велик… Дан, а вам не кажется, что мы уже приехали? Пожалуйста, здесь мне неудобно…
Он бережно опустил Еву на пол и с удовольствием перевел дыхание.
— Бедный мой кентавр, — сказала она и провела рукой по его грязной от пота и пыли, колкой щеке. — Извините меня.
— Нет, не так, — сказал он. — Спасибо. Спасибо за первобытное ощущение: я вдруг почувствовал себя мужчиной не только по первичным признакам.
— Зато теперь я принимаю на себя роль женщины и хозяйки дома. Вам нужна ванна, бритва и гардероб. Потом нам не пометает что-нибудь выпить и немного поесть.
— Лазурная перспектива, — согласился он. — Но это потом. Прежде всего отведите меня на радиостанцию. Необходимо как можно скорее оповестить весь мир. Вероятнее всего, это уже сделано, однако я не знаю, в какой степени здесь понимают ситуацию: глядя из этого райского уголка, кажется, трудно составить верное представление.
Ева покачала головой.
— Вы не знаете наших порядков, Дан. Никто и близко не подпустит вас к микрофону и не примет от вас ни единого слова без разрешения администрации. И никто не даст вам разрешения прежде, чем вы убедите их в необходимости этого…
Что-то неуловимо изменилось в ней, когда она оказалась внутри Кристалла: там, в дороге, она была только женщиной, а тут — еще и человеком, работающим в Центре и подчиняющимся em порядкам.
— Черт бы побрал ваших бюрократов, — сказал Милов. — Ладно, ведите, я им в двух словах объясню…
— В двух словах они не поймут. Научная администрация, Дан, консервативнее любой другой. И до тех пор, пока вы больше всего напоминаете беглого каторжника, с вами и разговаривать не станут, и я ничем не смогу помочь. Я ведь хозяйка около своих гермобоксов, а для всего Центра — величина столь малая, что никто даже не заметит, если я вообще исчезну.
— Ну! Супруга самого Рикса…
— Рикс — это звучит там, в городе. А для Центра он всего лишь обосновавшийся здесь бизнесмен. Далеко не из самых крупных. Далеко не Хант!
Разговаривая, она медленно, припадая на ногу, вела его к стене, в которой виднелись двери лифтов. Он попытался было воспротивиться, но тут же понял, что она права.
«Ладно, — подумал он, — у нас еще есть фора. Мы опередили пехоту, пожалуй, часа на четыре. Ну, пусть они идут кратчайшим путем — такой наверняка есть, какие-нибудь тропы и тропинки — но и тоща окажутся здесь часа через три, не раньте…»
Ему показалось удивительным, что где-то могут еще работать лифты; но здесь исправно вспыхнул зеленый треугольничек, и видно было, как кабина заскользила сверху по прозрачной шахте.
— Фантасмагория! — не удержался он. — Я начинаю всерьез бояться, что наши шефы могут не понять, насколько дела плохи.
— Вы и сами уже не так уверены, правда?
Он промолчал.
Они вышли на двадцать втором. Широким, пустым коридором добрались до ее отделения. Дежурная сестра сидела на Своем месте у пульта — с головы до ног в голубом, накрахмаленном, спокойная, уверенная в себе.
— Добрый вечер, доктор Рикс. — Тонкие брови сестры выразили нечто вроде удивления. — Вы с больным? Секунду, я вызову доктора Нулича, чтобы отправить пациента в клинику… — Она говорила с акцентом.
— Нет нужды, сестра Пельце. Душ и что-нибудь, во что можно его переодеть.
— Только не в пижаму, пожалуйста, — попросил Милов.
— Позвоните в клинику, пусть там посмотрят в гардеробной — может быть, у кого-то из больных найдется подходящее.
— Простите, доктор, но…
— Знаю, знаю. Скажите доктору Нуличу, что я прошу. Белье, костюм…
— Там мало что осталось, доктор. Почти всех больных сегодня вывезли эти… местные. Остались только иностранцы.
— Скажите, сестра, может быть, мне самой сходить в гардероб?
Привычка к подчинению возымела действие.
— Наши палаты — те, что для родителей, — пусты. Душ можно принять там. А вы сами, доктор? Похоже, что вы попали в катастрофу.
— Не мы одни, сестра.
— Знаете наши палаты едва удалось отстоять: сейчас в Кристалле так много людей — ученые со всех концов Центра, жены, дети… Странно: гостиница почти пуста, если уже им нельзя было оставаться в поселке, — нет, всех привезли сюда. Теперь они в кабинетах, гостиных, комнатах для переговоров… Но у нас, к счастью, тишина: дети.
— Их не увезли вместе с больными?
— Кто бы позволил!
— Хорошо. Пойду, приведу себя в порядок. Дан, когда будете готовы — приходите, сестра вас проводит.
Она пошла, стараясь хромать как можно меньше. Милов смотрел вслед, пока сестра не окликнула его:
— Мистер Дан, пожалуйста — я уже пустила воду. — Она с неодобрением посмотрела на автомат Милова. — А это можно оставить здесь — потом зайдете и заберете.
— Да, конечно, — спохватился Милов. Усмехнулся: — Когда насмотришься на происходящее в городе, кажется странным, что где-то еще есть вода в кранах.
— Мы независимы от властей, — сказала сестра Пельце гордо.
— Дай-то Бог, — пробормотал Милов, направляясь в палату. Перед тем, как идти в ванную? заглянул в комнату — кровать была застлана свеженьким, пестрым, с острыми складками бельем. «Сейчас бы отключиться минуток на шестьсот, — подумал он мечтательно. — Да если бы еще не в одиночку… Но, похоже, в этой жизни выспаться больше не придется, да и ничего другого тоже».
Ему все яснее становилось, до чего незащищенным был Центр; если действительно придется защищать его — задача может оказаться непосильной: стеклянные двери — и никакого оружия, нечего оборонять, да и некому. Это ведь не военная база на чужой территории… Что может спасти? Только вмешательство со стороны. Но там ничего не знают, и узнают наверняка слишком поздно. Ладно, а вымыться все-таки нужно…
Он так и сделал, стараясь не совершать лишних движений, и, как ни странно, почувствовал, что боль во всем теле начала униматься по мере того, как расслаблялся, выгонял из себя напряжение.
Когда он вышел из ванной, одежда оказалась в палате.
«Дисциплина тут у них почище армейской, — усмехнулся он, — но в медицине, наверное, только так и можно — если всерьез работать, если не для формы». — Он глянул на себя в зеркало. — Все-таки совсем иное впечатление. Правда, автомат к этому костюму как-то не идет. И все же без него — никуда. Вот патронов бы еще раздобыть — выйти, ограбить добровольцев, что ли, пока к ним еще не подоспела подмога?
Сестра Пельце снова осуждающе покосилась, когда он подхватил
