Аржанова ответила, что так и будет, ибо старшие жены знатных и богатых крымчан куплены не среди местных жительниц, красотой действительно не блистающих, а за большой калым и в других краях. Например, Мадина и Саида – черкешенки, Зулайха – турчанка. Лишь одна Рабие родилась и выросла в Крымском ханстве, но ее мать – из татов. Потому внешностью младшая сестра Абдуллы-бея при голубых глазах и пышных темно-рыжих волосах чем-то напоминает греческую богиню.

В конфиденциальный отчет графа де Сегюра королю Людовику XVI описание этой встречи не попало. Но потом в своих воспоминаниях, изданных уже в начале XIX века, он указал, что татарки, посетившие русскую царицу, были очень хороши собой, их национальная одежда – богата и красива, разнообразные золотые украшения выполнены с тонким вкусом. Удивил француза только их слишком яркий макияж: сильно подведенные глаза, нарумяненные щеки, густо положенная на губы помада алого цвета…

Впрочем, многие участники путешествия императрицы на юг впоследствии составили целые тома мемуаров об этом незабываемом событии. Они очень подробно описали все мало-мальски интересные эпизоды поездки, снабдили их своими многословными оценками – весьма и весьма противоречивыми – поделились с читателями множеством предположений, рассуждений, объяснений.

Однако аналитические обзоры справедливо выделили самое грандиозное: приезд Екатерины Второй из Бахчи-сарая в Инкерман, или город древнего княжества Феодоро Каламиту. Здесь светлейший князь Потемкин приготовил для путешественников нечто из ряда вон выходящее и достиг невероятного театрального эффекта. Хотя театральным, то есть бутафорским, его могли назвать лишь злобные недоброжелатели великолепного Григория Александровича. То, что иностранные гости увидели во время обеда из окон путевого дворца, было совершенно реальным, настоящим, достоверным до ужаса. Оттого некоторые из них, в том числе граф де Сегюр, просто потеряли покой и сон.

«Их величества (то есть Иосиф II и Екатерина II. – А. Б.) сидели за столом при звуках прекрасной музыки, когда внезапно отворились двери большого балкона, – доносил своему королю посол Франции. – Взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив, верст на 12 вдоль и версты на 4 вширь. Посреди этого залива, в виду царской столовой, выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный, снаряженный за два года. Государыню все корабли приветствовали залпом из пушек…»

Не сходя с места, дотошный граф насчитал 25 боевых кораблей, среди них – 3 линейных, то есть имеющих на вооружении более шестидесяти орудий. Еще в заливе стояли пятидесяти– и сорокапушечные фрегаты, двадцатипушечные шхуны и бриги, а также 8 военно-транспортных судов. На берегах располагались 10 батарей за земляными, кое-где укрепленными каменной кладкой, насыпями. Они могли отразить любое вражеское нападение на город-новостройку Севастополь, могли прикрывать выход флота из бухты в открытое море.

«Как им это удалось?» – ошеломленно задавал себе вопрос французский дипломат.

Среди безжизненных степных пространства, которые он проехал, среди медлительных, не любящих работать кочевников, с которыми он познакомился, под пристальным оком османов, все еще считающих эти земли собственным владением, русские за четыре года построили современную военно-морскую базу, привели в ее бухты многопушечные корабли и как будто сжали мощный кулак под носом у заносчивых повелителей Востока. Стрелки на часах в Стамбуле уже остановились, но в воспаленном мозгу воинов Аллаха этот факт пока не нашел отражения. Ничего, скоро они почувствуют железные объятия своего северного соседа…

После обеда и краткого отдыха путешественники погрузились в лодки, причалившие к пристани в Инкермане. Одна из них, длинная, выкрашенная белой краской, с широким красно-золотым растительным орнаментом по краю на обоих бортах, с беседкой на корме и восемью парами гребцов впереди, предназначалась для монархов. В ее отделке явно проступал роскошный, но несколько аляповатый восточный дизайн. Потемкин действительно приобрел этот султанский каик у турок, заплатив втридорога. Но знал бы Абдул-Гамид I кто именно будет плавать на его лодке!

Вслед за Иосифом II, Екатериной Алексеевной и светлейшим князем на гребные маломерные морские суда сели послы Австро-Венгрии, Великобритании и Франции, придворные царицы, их слуги и двадцать всадников «восточного» эскорта под командованием Флоры, но без лошадей. Остальные сорок человек, подчинявшиеся корнету Чернозубу, вместе со всеми лошадьми отправились в путь позже царского поезда, на трех больших баркасах под парусами.

Анастасия была рада, что государыня избрала тот же маршрут, каким следовала курская дворянка при собственной ее поездке сюда осенью 1780 года. Пусть царица сначала увидит Севастополь с моря. По мнению Аржановой, берега западной оконечности полуострова открываются здесь в своей первозданной, дикой красоте. Особый, живописный контраст создает водная гладь, серебрящаяся под лучами солнца, и рыжевато-коричневатые равнины и взгорья, окружающие ее. Степь еще зеленела. В ложбинах между холмами кудрявились невысокие масличные и миндальные деревья, заросли можжевельника, осокоря и дубняка.

Равномерно опуская длинные красные весла в воду, гребцы, одетые в форменные флотские куртки, сшитые из тика в бело-голубую полоску и черные круглые шапочки, продвигали султанский каик по главному севастопольскому рейду. За узким мысом Павловский лодки повернули налево и вошли в Южную бухту, ответвлявшуюся от главного рейда и далеко вдающуюся в сушу. Прямо перед путешественниками вставала гора, на склонах которой и строились первые улицы Севастополя. Здесь были видны здания военных складов, мастерских, адмиралтейства, сотни четыре каменных домов, принадлежащих морским офицерам.

В доме капитана первого ранга, командира линейного корабля «Св. Мария Магдалина» Вениамина Тизделя, англичанина, уроженца графства Кент, перешедшего на русскую службу в 1770 году, и поселилась Екатерина II. Дом, построенный из камней, частью взятых на развалинах древнегреческого Херсонеса, частью вырубленных в каменоломнях в Инкермане, имел два этажа и стоял близко к бухте, на улице, называемой Екатерининской.

Кирасир и драгун из «восточного» эскорта поселили в казарме. Для лошадей там заблаговременно построили деревянные коновязи. Аржановой и ее горничной Серафиме отвели двухкомнатный домик караульных, расположенный чуть поодаль от казармы. Переступив его порог, Анастасия перекрестилась на икону св. Николая-Угодника и вздохнула с облегчением. Затем она сбросила чалму, шелковый пояс, портупею с саблей, кафтан, сапоги и повалилась на узкую солдатскую койку. Молодая служанка хотела подать барыне чаю, однако увидела, что та уже спит беспробудным сном.

К удивлению горничной, сон этот продолжался почти сутки. С докладом сюда являлись Чернозуб, Ермилов и Прокофьев, но Серафима их не пустила. Почесав затылки, служивые отправились восвояси и сами распорядились насчет эскорта царицы, собирающейся провести высочайший смотр кораблям на рейде. Это было нетрудно, так как за безопасность государыни в городе-крепости сейчас отвечал Черноморский флот.

Татары, составлявшие главную заботу Флоры в течение двух последних недель, теперь находились далеко. В Севастополь их, слава Богу, не пускали, и страшное нервное напряжение отступило. Курская дворянка проснулась в отличном настроении, с аппетитом позавтракала и пошла проведать Алмаза, который вместе с другими лошадьми стоял у коновязи.

Арабский жеребец встретил хозяйку громким ржанием. Она отдала ему обычное угощение – круто посоленную горбушку хлеба. Далее общение с животным предполагало его чистку при помощи скребка и щетки. Но кто-то уже позаботился об Алмазе. Шерсть его лоснилась, белые хвост и грива были аккуратно причесаны. Похлопывая верного боевого товарища по шее, Анастасия разговаривала с ним. Разговор состоял из коротких фраз, которые она произносила медленно, низким голосом: «Алмаз – хороший. Алмаз – красивый. Алмаз – умный». Жеребец, поставив уши торчком, слушал ее внимательно и изредка трогал губами рукав синего татарского кафтана, надетого на Аржанову.

Вообще-то Алмаз хорошим характером не отличался. Злой нрав, нервность, повышенная возбудимость, но вместе с тем – сообразительность, почти собачья преданность хозяину являются основными чертами этой породы лошадей. Однако рядом с ним Анастасия почему-то чувствовала себя спокойнее, словно бы попадала под надежную защиту. «Араб» и вправду не раз выручал ее из беды.

Его поведение при последнем инциденте на дороге между Симферополем и Бахчи-сараем вполне заслуживало награды. Награда же преданному слуге могла быть только одна – благорасположение господина, и Анастасия продолжала стоять рядом с Алмазом, поглаживать его блестящую белую шерсть, говорить ему ласковые слова.

Сергея Гончарова, быстро шагающего от ворот к коновязям, курская дворянка заметила не сразу. Белый маг остановился, почтительно снял треуголку и тихо произнес:

– Ваше сиятельство, честь имею явиться.

– А, это вы, Сергей Васильевич, – повернулась