Шрифт:
Закладка:
— Так моей жене уже под сорок! Кто в такое поверит?
— Сорок лет — разве это возраст для женщины? А с другой стороны,так даже лучше — женщина ему в матери годится, а он попытался. Но вы сумели защитить супругу.
— Нет, про жену не надо, — решительно отказался Книгочеев.
— Тогда только про собаку.
— Пытался изнасиловать? — развеселился бывший жандарм.
— Изнасиловать собаку — уже перебор. Хотя, такое тоже бывало. Но все равно — адвокат разовьется соловьем, расписывая ваши несчастья, присяжные заплачут, а вас отпустят.
— Эх, товарищ начальник, вам бы в адвокаты пойти, — вздохнул Александр Васильевич.
— Почему мне?
— Да вы так расписали, что я и сам уже верю, что убиенный — палач, что пытался изнасиловать и убить мою жену, а потом мучил меня в подвалах.
Глава 14
Досадное недоразумение
Наконец-то антикварная лавка мадмуазель Семеновской опустела. Осталась только усталая хозяйка, пытавшаяся загнать щеткой мусор куда-то в угол, да товарищ Гилтонас, сидевший на стуле с выражением полного одурения. Увидев меня, чекист нехотя, с кряхтением поднялся и направился к выходу.
Уже вдогонку хозяйка крикнула:
— Георгий Иванович, посидите в кафе. Все расходы за мой счет. И да, те пятьдесят франков, что я собиралась высчитать из жалованья — тоже забудьте. Я вам за сегодняшний день премию выпишу.
— Удачно отторговали? — вежливо поинтересовался я.
— Очень, — кивнула Мария. — Принесли на реализацию сто монет из коллекции графа Рошфора…
— Рошфора?
— В сопроводительных документах так указано, — повела плечиками мышка-норушка. — А кто он на самом деле — де Бюсси или Коконнас, мне все равно. Да хоть сама королева Марго. Но коллекция стоящая — антики. Я только за оценку полторы тысячи франков отдала. Зато и игра стоила свеч. Вся коллекция оценивалась в триста тысяч, если целиком. Но кто все сразу купит? Вот, устроила аукцион, продавала поштучно, чуть не умерла, но заработала пятьсот тысяч. Владельцу, понятное дело, отдам его триста, как и просил, а остальное мне. Как вы считаете, какая ваша доля? Ой, об этом потом… Вы посидите тут пять минут, ладно?
Я кивнул, а мышка-норушка стремительно понеслась в сторону того же кафе, куда ушел Гилтонас. Понятно, если целый день стоять и продавать… Но хорошо, что есть куда сбегать, если по-быстрому.
Я сидел, лениво озираясь по сторонам. Гравюры на месте, витрина с нумизматическими редкостями тоже.
Раздался скрип петель и в антикварный салон вломились два здоровяка с небритыми мордами. Первый, обращаясь ко второму, спросил:
— А этот щеголь кто, как ты думаешь? Француз?
— А сейчас узнаем, — отозвался второй. Обращаясь ко мне, спросил по-русски. — Эй, рыло, а ты по-русски понимаешь? Или с тобой парлекать?
Был бы у меня на груди орден, изобразил бы француза. Но свой пятилапый крестик я уже снял и отдал Наташе. Светиться с орденом Почетного легиона чревато.
— Закрыто здесь, — хмуро отозвался я, внимательно оглядывая парней. Мало того, что морды небритые, так еще и одежда обтрепанная. Похожи на бывших офицеров, дошедших до ручки.
— Дверь открыта, а расписание до двадцати одного нуль-нуль, — насмешливо отозвался первый. — А ты хозяин, или так, на подхвате?
— Ты ж видел на вывеске, что хозяйкой здесь баба. А щеголь этот на приказчика не похож, — сказал первый.
— Мужики, а вы по-русски понимаете? —поинтересовался я. — Сказано вам человеческим языком — лавка закрыта. Если у вас товары на продажу — милости просим. А нет, так идите с богом отсюда.
— А за мужика ты сейчас по зубам получишь, — вызверился первый.
— А кто же тогда? На бабу ты точно не похож. А если не мужик, и не баба, тогда кто?
— Ну ты скотина, — рванулся ко мне первый, но второй его остановил. Посмотрев на меня сверху вниз, с тоской в голосе произнес:
— Видишь Миша, не уважают нас богатенькие соотечественники в Париже, —. Не знают, что мы за них кровь проливали. А нам бы с хозяюшкой потолковать.
Мне уже стали надоедать эти два клоуна. Вишь, начинающие рэкетиры. Слова, правда, пока еще нет, но что рэкет есть — это понятно. Были бы эти бывшие офицеры грабителями, разговор пошел бы иначе. И пушки пока не достали. Пожалев, что браунинг я с собой не взял (в Елисейский дворец ходил, чай), на всякий случай потрогал табурет, на котором сидел и спросил:
— Так о чем с хозяйкой-то толковать надумали? Если ордена закладывать — так и я могу денежку дать.
Первый, который Миша, все-таки не выдержал и все-таки решил наказать наглого скоробогатея. Положив мне на плечо руку, сказал:
— Сейчас, быдло, юшкой умоешься…
Зря ты, контра недобитая, хватаешь за плечи незнакомых людей. Надо было сразу в морду бить, авось да чего-нибудь и получилось. А так…
Миша, которому я сделал очень больно, скрипел зубами, умудряясь не закричать от боли (терпеливый, однако!), а второй, зачем-то выхватил из-за пояса револьвер и навел его на меня.
— Отпусти, а не то хуже будет.
— Кому? — поинтересовался я, приподнимая Мишу за волосы и закрываясь им от выстрела.
Второй бандит (ну, какой же он офицер?), понимая, что застрелить меня не удастся, предложил:
— Отпускаешь поручика, и мы уходим.
— Да ну? — удивленно спросил я, одновременно еще сильнее зажимая суставы пальцев у Миши. — Подожди, уже и полицию вызвали. Сейчас ажаны придут, тогда и отпущу.
Бандит-поручик все-таки попытался брыкаться. И силенкой его бог не обидел. Но куда там какому-то контрику против моего рабоче-крестьянского зажима! Но ситуация патовая. Ажанов сквозь стекло я не вижу, а держать брыкающегося здоровяка напряжно. И что делать?
— Брось револьвер в угол, тогда я твоего подельника отпускаю.
Второй вздохнул, но послушно бросил револьвер, а потом кинулся на меня. Я же толкнул на него Мишу, а потом, как следует врезал Второму в подбородок. Но рыло у парня оказалось железным и от моего удара он не вырубился, а только отлетел в сторону.
Оба офицера оказались крепкими парнями. Не будь они бандитами, можно бы и зауважать.
Эх, пришлось вспоминать и ту, прежнюю молодость, а еще сравнительно недавние события, когда я был если не рядовым оперативником, но чекистом, работающем «в поле». Прежде чем я уложил обоих на пол, Второй довольно качественно «приложил» мне под глаз. А еще — а это уж совсем скверно, рукав от моего нового пиджака оторвался, словно бы его шил не дорогой парижский портной, а какой-нибудь советский мастеровой, у которого под рукой оказались лишь гнилые нитки.
— Товарищ Кустов, что вы делаете? — услышал я возмущенный вопль Марии.
Я в это время был занят — связывал обоих бандитов их собственными брючными ремнями.
— Да отпустите же их! — потребовала девушка, однако же заглянула за прилавок, где у нее лежала шляпная картонка. Видимо — с выручкой от аукциона.
— С какой стати? — огрызнулся я. Закончив свое важное дело, встал и взял револьвер Второго. Проверил барабан — а там ни одной пули! Ну и бандиты пошли. Или хотели нахрапом взять?
В антикварный салон вошел и товарищ Гилтонас. Вроде бы, он и не виноват, но человек выглядел смущенным. Еще бы. Его сюда приставили не только за Машкой присматривать, но и ее сокровища караулить, а он, видите ли отсутствовал. А то, что человека мы сами отправили в кафе, это не аргумент.
— Георгий Иванович, вызовите полицию, — приказал я. — Скажете — нападение бандитов на антикварный салон, задержаны с поличным. А если отпустим, то эта белая сволочь снова припрется.
— Да не бандиты они! — опять возмутилась Мария и кинулась развязывать горе-рэкетиров.
— А кто же они? — с недоверием спросил я, наблюдая, как девушка пытается развязать мои узлы. Как же! Меня вязать морские узлы еще Серафим Корсаков научил. Это когда мы с Мудьюга по лесам шли, отвлекали друг друга от голода. Без должной сноровки хрен развяжешь.
— Я же не знала, что вы сегодня придете, а выручка большая. Георгий Иванович хозяину долю понесет, а с остальными что делать? Попросила Володю — то есть, вашего водителя Лоботрясова, чтобы тот помог, но он занят, обещал своих товарищей прислать — Мишу и Сашу. Он вместе с ними в такси работал, пока в торгпредство не перешел.
— Предупреждать надо, — буркнул я, двумя рывками развязывая узлы.
Нехорошо получилось. Ну да сами парни виноваты.
— Ох, товарищ начальник, а это у вас что? — беззастенчиво ткнула Мария в мой рукав, болтавшийся на ниточках, а потом ойкнула. — А еще у вас синяк будет.
— Догадался. — хмыкнул я.
— А что вам Наталья Андреевна скажет?
— Мария Николаевна, а вот это вас совершенно не касается.
Оба поверженных, а теперь освобожденных мною офицера, поднялись на ноги. Возможно, поначалу они и жаждали отомстить, но слушая наш разговор принялись улыбаться.