закричал от ужаса, пуская пену изо рта, когда смертельный напиток коснулся его языка. Затем обоих по приказу Мьибалоэ увели и посадили под замок, оставив под надежной охраной, пока не подействует яд. Но позже, ночью, когда об их деяниях стало известно остальным жителям селения, толпа разозленных сверх всякой меры мужчин и женщин скрутила охрану и унесла Марвази и Мергаве в грот за пещерой Ванары, где их бросили, словно падаль, в черный пруд с крокодилами.

Отныне для нас с Мьибалоэ жизнь превратилась в неописуемый кошмар. От прежних радостных и счастливых дней не осталось и следа, на нас опустилась черная пелена, подобная тени, что отбрасывает гигантская стая стервятников. Да, любовь наша осталась прежней, но нам казалось, будто она уже уходит в зловещий мрак и небытие могилы… Впрочем, об этом я не стану рассказывать, хотя поведал уже немало… Настолько это было для нас священно и настолько ужасно…

После череды траурных дней под небесами, что для нас лишились самой своей лазури, мы с Мьибалоэ уговорились, что я должен покинуть Азомбею и вернуться в свою родную страну. Мы оба не могли вынести даже мысли о том, что придется день за днем наблюдать страшные мучения и постепенное увядание другого, когда начнет действовать яд Мергаве. О нашем прощании могу лишь сказать, что оно было полно бескрайней печали. Даже в самых страшных муках и беспорядочном бреду я всегда буду помнить любовь и грусть в глазах Мьибалоэ. На прощание она подарила мне маленькую фигурку Ванары, о которой ты так часто меня спрашивал.

Вряд ли стоит описывать подробности моего возвращения в Америку. Сейчас, после нескольких немилосердных месяцев отсрочки, не принесших мне ни малейшего облегчения, я чувствую первые симптомы действия яда, тошнотворное ожидание кошмарных дней и бессонных ночей заканчивается. Я знаю, что́ мне предстоит, и мне обжигает душу мысль о том, что те же самые муки сейчас переживает Мьибалоэ. Пожалуй, я уже завидую смерти Марвази и Мергаве в пруду с крокодилами…

Рассказ Сатампры Зейроса

Я, Сатампра Зейрос из Узулдарума, напишу левой рукой историю о том, что случилось со мной и Тирувом Омпаллиосом в заросшем джунглями и забытом почитателями храме бога Цатоггуа под Коммориомом, древней столицей правителей Гипербореи, потому что правой у меня больше нет. Я напишу ее фиолетовым соком пальмы сувана, что с годами делает строчки алыми, словно кровь, на прочном пергаменте из шкуры мастодонта, как предупреждение всем добрым ворам и искателям приключений, которых в будущем поманят лживые легенды о сокровищах Коммориома.

Тирув Омпаллиос был моим закадычным приятелем и верным товарищем во всех предприятиях, которые требовали ловкости пальцев, а также прыткости и проворства. Скажу без ложной скромности, что не раз нам доводилось проворачивать дела, перед которыми пасовали наши более знаменитые товарищи. К примеру, похищение драгоценностей королевы Кунамбрии, которые хранились в комнате, где вольно бродили две дюжины ядовитых рептилий, или взлом несокрушимой шкатулки Акроми, где лежали все медали древних династий властителей Гипербореи. Сказать по правде, сбыть эти медали оказалось непросто, и нам пришлось по дешевке загнать их капитану варварского судна из далекой Лемурии: и все же взлом той шкатулки был славным деянием, если учесть, что работать пришлось в полной тишине, ибо рядом притаилась дюжина стражников с трезубцами. Мы использовали редкую разъедающую кислоту… однако я заболтался; впрочем, стоит ли этому удивляться – соблазн предаться героическим воспоминаниям о славных деяниях прошлого слишком велик.

В нашем деле, как, впрочем, и во всех других, порой приходится учитывать превратности судьбы, и богиня удачи не всегда к нам благосклонна. Случилось так, что во времена, о которых я повествую, мы с Тирувом Омпаллиосом изрядно истощили свои запасы и, хотя обычно такое положение длилось недолго, пребывали в крайней нужде, что и хлопотно, и досадно, ибо мы знавали дни побогаче и ночи поприбыльней. Нынче злые люди глаз не спускают со своего имущества, запирают окна и двери новыми хитроумными запорами, а стражники стали бдительнее и редко спят на посту – иными словами, трудности, с которыми сталкиваются те, кто практикует наше ремесло, возросли многократно. Нам ничего не оставалось, как обратить свой взор к предметам более объемным, но менее ценным, да и ради них приходилось попотеть. Даже сейчас унизительно вспоминать ночь, когда нас чуть не поймали с мешком красного ямса; я упоминаю об этом, чтобы не показаться излишне хвастливым.

Однажды вечером в одном из бедных кварталов Узулдарума мы вывернули карманы и обнаружили, что на двоих у нас всего три пазура – хватит на большую бутыль гранатового вина или две буханки хлеба. Мы принялись спорить, как потратить деньги.

– Хлеб, – настаивал Тирув Омпаллиос, – насытит наши тела, вернет проворство в усталые конечности и натруженные пальцы.

– Гранатовое вино, – возражал я, – пробудит наш разум, и, возможно, подарит нам озарение, которое подскажет выход из теперешних невзгод.

Без дальнейших препирательств Тирув Омпаллиос согласился с моей несомненной правотой, и мы принялись искать ближайшую таверну. По вкусу вино оказалось не из лучших, но достаточно крепким, и его было вдоволь, а большего нам не требовалось. Мы сидели в переполненной таверне и лениво цедили его, пока пламя, тлевшее внутри прозрачной алой жидкости, не охватило наш разум. Сомнительное и туманное будущее озарили розовые светильники, и жизненные невзгоды волшебным образом отступили. А вскоре меня озарило.

– Тирув Омпаллиос, – промолвил я, – назови мне хоть одну причину, почему мы, люди храбрые и не разделяющие предрассудков и страхов презренной толпы, не могли бы поживиться сокровищами Коммориома? День пути от этого тоскливого города, приятная прогулка по сельской местности, вечер или ночь, проведенные за археологическими раскопками, – и кто знает, что мы там обнаружим?

– Ты говоришь умно и смело, мой дорогой друг, – отвечал Тирув Омпаллиос. – И впрямь, не вижу никаких оснований не пополнить наши истощившиеся запасы за счет мертвых правителей и богов.

Как всем известно, много столетий назад Коммориом опустел из-за пророчества Белой сивиллы из Полариона, предсказавшей неисчислимые и неописуемые бедствия, что падут на головы смертных созданий, которые посмеют там остаться. Одни говорили, что речь идет о чуме, которую занесут в город с северных пустошей живущие в джунглях племена; другие твердили о всеобщем безумии. Как бы то ни было, никто – ни царь, ни жрец, ни купец, ни работник, ни вор – не стал ждать надвигающихся бедствий. Недолго думая, все как один снялись с места, основали новую столицу в дне пути от старой и назвали ее Узулдарумом. Ходили странные