снизу от глаз вытягивались в хищные пасти, оснащённые ужасными клыками, подобными кривым ножам. Каждое из этих существ напоминало ожившее геральдическое чудище.

Их вид ужаснул оборотней. Утеряв человеческое подобие и снова обретя грибной вид, они начали как-то сдуваться, сморщиваться – и просачивались под землю, оставляя на поверхности мокрые слизистые пятна. Мы с Шуарле стояли, прижавшись друг к другу, заворожённо глядя вверх – этот медный блеск с небес выглядел столь внушительно и угрожающе, что страх и ярость, вызванные грибами, как-то растворились и пропали.

Неужели, мелькнуло в моей голове, мой несчастный друг был создан таким же сияющим чудовищем? Как великодушно с его стороны не ненавидеть всех людей поголовно за отнятую свободу парения в лучезарной высоте в виде такого потрясающего зверя!

А сахи-аглийе тем временем опустились на горную тропу, принимая человеческий облик – и во главе этой стаи оказалась молодая женщина.

Она была жестка, словно отполированное лезвие. Её прекрасное лицо, чёрное, как у всех жителей этой страны, с такими же янтарными очами, как у Шуарле, выражало насмешливое презрение. Густые тяжёлые волосы, заплетённые во множество кос и закрученные в жгут, она небрежно закинула за спину. Мужской костюм – винно-красная рубаха, кожаные штаны и высокие сапоги – подчёркивал вызывающее совершенство её тела. Высокая грудь, не нуждающаяся в корсаже, поднимала мягкую ткань, а пояс свободно свисал на бёдра с тонкой талии. Меня поразил шипастый хвост, вьющийся вокруг её ног – он так и не пропал.

Её красота сияла как свет – но в этой ликующей дикой прелести всё же было что-то отталкивающее. Угрожающее.

Женщину сопровождали трое воинов – молодых мужчин, хвостатых, как и их госпожа, отличающихся статями барсов. Они, впрочем, остановились поодаль, как вассалы. Женщина же подошла к нам, разглядывая нас с весёлым и бесцеремонным любопытством.

– Что это за мясо в грибной похлёбке? – сказала она, остановившись против меня. – Ты, белый цыплёнок! Из-за тебя я не смогу подать своему мужу на нынешний ужин пирожки с грибами!

Её вассалы сдержанно заулыбались.

– Мы признательны тебе, госпожа, – сказал Шуарле, но женщина-аглийе оборвала его пренебрежительным жестом.

– Цып-цып-цып! Таких, как ты, жарят, когда они жиреют. Какой соус тебе больше по вкусу – медовый или чесночный? Ах да, грибной!

Мужчины-аглийе усмехались, но несколько принуждённо – а меня эта реплика привела в тихое бешенство.

– Да, мы признательны, – сказала я, глядя в глаза воительнице. – Но удивлены, что сила кичится жестокостью. До сих пор я полагала, что красоте не к лицу бессердечность.

Женщина окинула меня надменным взглядом. Я смотрела прямо. Шуарле нашёл мою руку на ощупь и сжал мою ладонь в своей.

– Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, глупая курица? – спросила она, кажется, начиная по-настоящему раздражаться. – Я – первая жена наследного принца Ашури-Хейе, моё имя – Раадрашь, и люди должны падать ниц, когда я им показываюсь.

– Спасибо за вести, новые для меня, – сказала я. – Я – принцесса северной страны по ту сторону моря. Здесь меня зовут Лиалешь, я не оскорбляю незнакомцев и не люблю ставить людей на колени.

– У тебя слишком длинный язык, – сказала Раадрашь, сдвинув прекрасные брови. – Принцесса? Ну что ж, значит, принцу будет незазорно развлекаться тобой. Я подарю тебя мужу на ужин вместо грибных пирожков. Надеюсь, твоя белая кожа понравится ему на пару ночей.

Её свита рассматривала землю под ногами. Шуарле сказал:

– Принцесса не бывает наложницей. Она бывает женой или мертвецом.

– Молчи, ничтожный, – сказала Раадрашь. – Мы увидим принцессу с севера – рабыню принца с юга, это будет весело. А что до тебя – я придумаю, как наказать твою дерзость: отдать тебя грибам или скормить псам. Возьмите их с собой!

Не успела я возразить, как воины Раадрашь покрылись медью и развернули крылья. В следующий миг мы с Шуарле оказались у них в когтях, а земля стремительно провалилась вниз.

За этот полёт я перестала завидовать птицам, хотя, возможно, была неправа в своей скоропалительности: мои ощущения скорее напоминали ощущения мыши, несомой совой на съедение, чем самой совы. Горизонт тошнотворно танцевал перед моими глазами; я смотрела вниз – и видела разверзающуюся бездну, белую, коричневую и зелёную, в которой лес выглядел как мох, а белые пики ледников – как куски колотого сахара. Медные когти сжимали мои бока до острой боли – но мышиный ужас перед высотой отвлекал от будущих синяков. Иногда, когда мне удавалось чуть повернуть голову, я видела аглийе, который нёс Шуарле так же, как и меня. По лицу своего друга я понимала, что для него этот полёт – изощрённое и жестокое издевательство, что он не испытывает мышиного ужаса, чувствуя лишь смертельную тоску и боль от собственного ничтожества.

В эти моменты я ненавидела людей, которые его искалечили.

Замок втыкался в небо, как каменный шип. Он продолжал собой одинокий пик: чёрные стены вырастали из чёрного массива скалы. Мостик, тоньше цепочки для лампады, если смотреть сверху, соединял каменные ворота с горной дорогой на другой стороне ущелья. Я отчётливо осознала, что этот мостик, по-видимому, сделанный из канатов и дощечек, удержит осторожно переходящего человека, но под вьючной лошадью порвётся на части. Эту эфемерную нить можно было с лёгкостью уничтожить – и тогда цитадель на скальном клыке становилась неприступной для всех, кроме Господа.

Воздух в этой горней высоте был редок и холоден, несмотря на ослепительный солнечный свет. У меня закружилась голова от зимнего запаха здешнего августовского ветра.

Аглийе перелетели крепостной вал и поставили нас с Шуарле на выщербленные временем плиты внутри двора, напротив входа в главное здание. Мне показалось, что воин, нёсший меня, как-то замедлил свой полёт, несколько раз взмахнув крыльями на месте, чтобы опустить меня, не ушибив моих ног. Это заметила и Раадрашь.

– Йа-Кхеа, – окликнула она воина, едва успев принять человеческий облик, – ты оказываешь рабыне принца неподобающие почести.

Йа-Кхеа, Мрак, если я правильно перевела его имя, прищурил длинные узкие глаза, склонил голову и негромко сказал:

– Не вижу в том корысти, госпожа, чтобы будущая любовница моего господина прибыла ко двору, уподобившись черепахе, разбитой о камень.

– Ты не можешь понять простых вещей, – презрительно бросила Раадрашь. – Тупой солдат, твоё дело – буквально исполнять приказы!

– Госпожа, – окликнул её второй воин, моложе, с заострённым лисьим лицом – тот, что нёс Шуарле. – Позволь мне заметить, что ты не приказывала нам убить. Мы поняли, что наше дело – донести…

– Зеа-Лавайи, – насмешливо сказала Раадрашь, – ты напрасно пытаешься быть предупредительным. Йа-Кхеа просто глуп, а ты строишь из себя умника. Я больше не