И отключился. Мы с Сенькой друг на друга поглядели – сработала наживка! Только бы рыбка раньше времени с крючка не соскочила… Надели мы рюкзачки, сказали всем «до свидания», как будто домой идём, ну, ничего особенного не происходит. Вышли из школьного центра в коридор, стоим, ждём. А тут и профессор Шнайдер подходит. В руках – снова две здоровенные плитки шоколада. Он что, шоколадный склад за собой по станции таскает, что ли?

– Гутен таг, здравствуйте, юные планетологи. Это вам, угощайтесь! Ну так что там у вас за кристаллы?

Сенька мне кивает. Я из рюкзака первый кристалл достаю. Этот у меня в коллекции самый, что называется, завалящий. Только даже за такой завалящий любой яйцеголовый из лабораторий в служебном блоке на стенку полезет. У профессора глаза загорелись:

– Разрешите взглянуть? Рома, это тебе папа с поверхности такой привёз? Откуда?

Я отвечаю:

– Кажется, с плато Иштар или где-то рядом.

Профессор кристалл осматривает со всех сторон, в руках вертит.

– Вот безобразие, даже лупы с собой нет… Но какой интересный экземпляр! Ребята, не может быть, чтобы он с плато Иштар был, никогда там таких кристаллов ещё никто не находил. Вот если южнее, на равнине Седны, тогда другое дело… Как жаль, что у меня времени так мало до отлёта, такой образец надо бы в лаборатории с лупой осмотреть, а лучше в микроскоп…

Тут Сенька мне подмигивает, а я говорю:

– Но папа точно говорил, что этот кристалл с плато Иштар! Вы, профессор, не волнуйтесь – давайте Вы пойдёте на площадку к турболифтам, мы Вас проводим, а Вы нам пока по дороге расскажете, почему это такой образец обязательно с равнины Седны должен быть?

А сам волнуюсь, сердце сильно забилось. Сработает или нет?

– Гут. Хорошо, идёмте, ребята.

И пошли мы к турболифтам. Профессор на ходу кристалл то мне суёт под нос, то Сеньке.

– Вот смотрите, киндер, дети то есть. Оттенок у кристалла розоватый – это первый момент, который бросается в глаза. Второй момент – блеск, особенно на сколах. У всех образцов с плато Иштар, которые есть у нас в институте, блеск металлический, а тут явно маслянистый. Если кристаллографией заниматься много лет, на такие вещи обращаешь внимание сразу же. У вас просто опыта ещё не хватает…

Идём мимо поста охраны. Охранник, гляжу, оторвался от планшета своего, посмотрел на нас, и снова в планшет уткнулся. А что тут такого? Идёт взрослый дяденька с двумя мальчиками, что-то им объясняет, они его слушают, разиня рты. Ничего особенного. Чудаки эти взрослые – когда видят ребёнка одного, сразу начинается: «мальчик, ты что тут делаешь?», «мальчик, ты чей?», «поворачивай назад, детям одним сюда нельзя». А когда ты с кем-то из взрослых – так другие взрослые нас, можно сказать, вообще не замечают… Доходим до площадки, встаём, ждём, когда турболифт приедет. Профессор Шнайдер и говорит:

– Чудесный образец, просто замечательный. Но пора мне на пусковую, друзья мои.

Сенька мне снова подмигивает. Я и спрашиваю:

– Хорошо, профессор. А тогда вот про этот образец что Вы скажете?

И достаю из рюкзака другой кристалл. Этот покозырнее первого будет, даже если ничего в планетологии не соображаешь, сразу видно. Профессора как током ударило:

– Майн готт! Эс ист толль! Вундербар! Рома, и часто тебе папа такие образцы с поверхности приносит? Это же просто феноменально!

Подъезжает турболифт, мы вместе с профессором туда заходим. Профессор даже по сторонам не глядит, глаза от кристалла не может отвести. Только рассказывает.

– Как жаль, что мы не в лаборатории! К сожалению, не могу сказать, какие примеси могут придать кристаллу такой цвет! Только не говорите мне, что и этот образец привезли с плато Иштар, я в такое никогда не поверю! Унмёглихь, невозможно!

Сенька и говорит:

– А Вы обратите внимание, профессор, если на этот кристалл с одной стороны посмотреть, он темнеет, а если вот так повернуть – совсем прозрачный.

Профессор поворачивает кристалл в руке, смотрит через него на лампу под потолком турболифта, на лице у него такая счастливая улыбка, как будто ему сейчас за очередную научную работу золотую медаль преподнесут.

– Да, Сеня, совершенно верно, он ещё и свет поляризует! Как же я сразу внимания не обратил! Условия для роста таких кристаллов нужны совершенно специфические…

И начинает уже такую научную фигню нести, что ни на какой конференции не услышишь. Я вообще ничего не понимаю, а Сенька внимательно глядит, головой кивает, поддакивает. Мы даже чуть нашу остановку не пропустили.

– Ой, – говорю, – профессор! Вам же выходить надо!

Выходим вместе с ним, а профессор глаз с кристалла не сводит, всё лекцию свою Сеньке читать продолжает. Тут, гляжу, пост охраны перед коридором на пусковую. Здесь охранник по-любому внимательнее быть должен. Сработает или нет? Охранник, смотрю, встаёт, профессора спрашивает:

– Простите, Вы к челнокам?

Профессор будто просыпается и отвечает:

– Да, конечно! Я – профессор Шнайдер, Мюнхенский технический университет. У меня скоро запуск, лечу в экспедицию.

– А мальчики эти с вами?

Я тут говорю:

– Мы профессора провожаем, а он нам про кристаллы рассказывает.

Сенька подключается:

– Ага, про поляризацию там, спайность… Просто времени до запуска мало, сейчас нам всё профессор объяснит, и мы домой сразу.

Профессор добавляет:

– Да-да, непременно домой! Мы с мальчиками познакомились на международной планетологической конференции, зи зинд зер клюге юнген, очень умные мальчишки! У них важные вопросы по кристаллографии, а времени до запуска так мало, ихь хабе кайне цайт…

Охранник глядит на нас – сперва с сомнением, а потом с уважением даже. А то! Не каждый же день встречаешь мальчишек, которые на международные научные конференции ходят и с заграничными профессорами общаются. Подумал, потом кивнул, пожал плечами и садится обратно в кресло. Сработало!! Молодец, Сенька, и да здравствует планетология!

Проходим по коридору, поворачиваем, выходим на пусковую. Челнок там стоит, трап опущен, два техника оборудование грузят. Мы встаём возле какого-то ящика, а профессор всё никак свой рассказ про кристаллы закончить не может. Техники в челнок все контейнеры занесли, встали рядом с нами, ждут. Минут через пять гляжу – от научных словечек профессора у них уже уши вянуть начали. У меня бы тоже завяли, но я в данной ситуации – лицо заинтересованное, так сказать… Тот техник, который повыше, говорит:

– Вы профессор Шнайдер? Ваш запуск на очереди? Лететь собираетесь или передумали?

Профессор снова голову поднимает – и опять лицо такое, как будто его разбудили посреди ночи.

– Я? Да, конечно, я сейчас уже лечу… Всё хорошо. Вот только объясню мальчикам разницу между совершенной спайностью и средней…

Техники переглядываются между собой.

– Тогда заканчивайте, пожалуйста, поскорее. А мы сейчас вернёмся.

И уходят с площадки. Сенька мне в третий раз подмигивает. Лезу в рюкзак, достаю оттуда последний кристалл. Ну вот этот – мой любимец, настоящая звезда коллекции. За такой образец любой ангел что хочешь отдаст, только скажи что. Профессор замолк, и глядит на этот кристалл, как под гипнозом. Потом шепчет:

– Откуда у вас такое?! Это же… Ихь вайс нихт ви ихь эс аусдрюкен золль… Не знаю даже, как сказать… Тот образец, тогда, на поверхности… Который я уронил в расщелину… Он же по сравнению с этим – нихьтс! Нет ничего, пустое место… Майн готт, боже!

Я говорю:

– Профессор, это Вам в подарок! Берите. Только запуск у Вас, не забудьте, пожалуйста! Садитесь уже в челнок, пора! Передавайте папе привет! До свидания!

Руками профессору помахали, развернулись и делаем вид, что к выходу идём. А профессор только кивнул нам и в челнок по трапу заторопился. А сам всё на кристалл смотрит и смотрит, не споткнулся бы ненароком… Глядим по сторонам – нету никого, ура! Профессор внутрь челнока заходит; чтобы ему с трапа по лесенке в салон подняться, секунд пятнадцать надо. Считаю про себя, а потом шепотом себе и Сеньке командую:

– Вперёд!

Разворачиваемся и вдвоём быстро и тихо вбегаем по трапу в нижний