но в пловдивской больнице оказалось, что мне на препроводительное письмо не пристукнули печать… И хоть на документе о несчастном случае имелись и подпись и печать, меня завернули обратно в Нареченский курорт, и мне пришлось прошагать пешком расстояние между Пловдивом и курортом, километров восемьдесят в оба конца, да еще через горы. Причем с грыжей, полученной во время того несчастного случая.

Вот какое было у меня первое столкновение с бюрократизмом, который я с тех пор очень крепко запомнил…

— С тех пор и до нынешних продолжают ли осыпать и засыпать ваш быт и взаимоотношения с людьми вмешательства бюрократов, малые и большие затруднения, которые они с радостью подстраивают человеку, чего-то от них добивающемуся? Как реагируете лично вы в таких случаях? Характер, насколько я знаю, у вас резкий…

— Каждый непрестанно сталкивается с бюрократией, так и со мной было, есть и еще будет, поскольку она нечто едва ли не вечное: тверже гранита, живучей кизила. Непоколебима, как Балканский хребет, эластична, выпрядена тонко, как паутина, которою паук оплетает свои жертвы. Где-то я прочел, что было найдено заявление, написанное на папирусе во времена египетских фараонов, заявление надзирателю водоемов, содержавшее целых 42 параграфа. То есть бюрократизм — он старый-престарый… Но нынешний бюрократизм ни в каком отношении нисколько не ушел от древнеегипетского. Он не имеет ничего общего с идеями социализма, хотя растет, крепнет и развивается в наше время, на наших глазах, он просто паразитирует на нашем едином административном механизме. И вообще-то «бронебойные патроны» против бюрократизма все еще не открыты.

— Почему вы так думаете?

— Потому что бюрократия — это единая, могучая, замкнутая, многим людям выгодная система, у которой есть свои как психологические, так и материальные предпосылки. Кроме того, она идеально приспособлена к обстановке, идеально прикрыта и замаскирована. Бюрократия как угодно перевоплощается в нужном случае, прячется за принципы, злоупотребляет идеями и оправдывает свое существование… интересами человека и общества. Очень редко можем мы увидеть ее истинное лицо, но узнаем его всегда с уверенностью.

Ну вот, если взять мой случай с печатью: что на письме должна быть печать — это неоспоримо. У того, кто вернул меня назад ради одной печати, ошибки не было. Он соблюдал правила, он был неуязвим. Это одна сторона вопроса (бюрократическая), но есть и человеческая: что бы вышло, если б бюрократ рискнул и пропустил меня без печати? Оперировать меня надо было с печатью или без печати — имелся и акт о несчастном случае, имелась и грыжа… Но тот человек искал лишь печать… Лишь человечности ему недоставало, да и не только ее: он испытывал удовольствие, что пользуется своей властью надо мной, поскольку была у него мелкая, маломерная и злая душа.

Другие же поступают так не со зла, а от страху: не станут рисковать, поскольку имеют над собой бюрократа-начальника, который может их наказать… Как видите, явление это непростое…

— А почему бюрократия разрастается?

— Нагромождение чиновников на чиновников — то другой вопрос.

Один бригадир в связи с этим рассказывал мне (уж не знаю, в шутку или всерьез), что рабочих, выходивших в поле в их аграрно-промышленном объединении, столько же, сколько и чиновников в дирекции объединения. В свое время я, инженер-лесовод, был директором Персенского лесохозяйства; мы тогда производили 28 тысяч кубометров древесины, и было нас 9 (девять): директор, лесничий, пять лесников, кассир-счетовод и конюх. Пятнадцатью годами позже чиновников в этом хозяйстве трудилось 72 души! (При той же выработке и даже меньшей!) Вот только один пример, микроскопический, того, как мы за короткое время бюрократизировались.

Сколько я замечаю, закон всемирного тяготения действителен и для бюрократии: чем больше чиновников скапливается в одном месте, тем с большей силой они притягивают новых. А механическое накопление приводит к качественным изменениям в бюрократическом организме. Он развивает индивидуальное и коллективное чувство самосохранения: чтоб доказать необходимость своего существования, симулирует полезность, занятость, необходимость и даже идейность.

— Как, по вашему мнению, бюрократия это осуществляет?

— Осуществляет она это, прежде всего постоянно усложняя бюрократический механизм, поскольку такая сложность выставляет бюрократизм необходимым и неизбежным.

За примерами далеко ходить не нужно: шестнадцатый день дожидаюсь я подписи на выплатном документе — за работу оконченную, одобренную и принятую месяц назад… Всего-то подпись! И не знаю, когда еще ее поставят. На практике выходит, что я и моя работа существуем ради бюрократической пирамиды, для нее и все это «производство» заведено, вместо того чтоб было наоборот — чтоб бюрократическая машина обслуживала производство… Не знаю, видали ль вы очередь в бухгалтерию: люди там чувствуют себя чуть ли не виновными в нарушении спокойствия счетной машины: все робкие, смущенные, забитые… заждавшиеся…

Бюрократия не действует просто так — у бюрократа всегда имеется какое-то «основание»: то ли параграф, то ли запятая, то ли «рука», на которую он уповает. Восхитительна притом солидарность меж бюрократами. Им достаточно мгновения, чтобы распознать друг друга и сплотиться против влетевшего в их болото чужеродного тела… А после вас засыплют аргументами… фразами… Бюрократия вообще любит прятаться за броню громких фраз.

— Как вы думаете, невзрачно ли житье бюрократа, или ничего подобного — живет он солидно, хорошо застрахован от всего и от всех?

— Почему ж невзрачно?.. Есть и высокопоставленные бюрократы, которые живут с размахом, так сказать, масштабно! Зависит это от ранга бюрократа. Бюрократ канцелярский, в нарукавниках, — рядовой, так назовем его, — не самый опасный. Опаснее для нашего социалистического общества бюрократы высокого ранга, от бюрократизма которых страдают не только время и чувства обыкновенных просителей, но и государственные дела, производство, финансы… Бюрократизм — одна из основных причин невыполнения производственных планов, несоблюдения сроков поставок… Бюрократизм обходится нам дорого и экономически и политически. И не следует об этом забывать!

ПРО ВЕЩЕПОКЛОННИКА

Собеседник: Дамян Дамянов

— Страшен гнет вещей. Он не только унижает человека, но в конечном счете подминает его и обезличивает. Превращает в аранжировщика больших и малых предметов, коими уставляет этот человек витрину своего благополучия, восторгается он этими предметами, служит им, и что ж в итоге? Люди обсуждают его квартиру и машину, холодильник и обои… А сам он остается на заднем плане. Знакомы вам такие вещепоклонники? Как они на вас действуют?

— Прекрасно знакомы. Их не перечесть. А на меня они едва действуют. Но стоит поразмышлять над историей вещепоклонства и объяснить, прежде всего себе, как я его понимаю.

Оно, вещепоклонство это, не вчера родилось и не сегодня. Я убежден, что в широком смысле родилось оно вместе с человеком. Или, точнее, вместе с осознанием человеком, что вещи есть нечто полезное и удобное и чем больше