удалось скопить огромное состояние, которое он не постеснялся использовать для исполнения любых своих желаний – например, чтобы иметь молодую и красивую жену. Рауль видел в нем свой недосягаемый идеал. Синяя Борода был его героем. Мальчик считал вполне нормальным, что этот жесткий, но справедливый человек наказывал жен, которым предоставил все свое богатство, позволяя им жить как королевам, как только обнаруживал их неблагодарность, предательство и обман. Каждый раз, когда его любимца убивали в конце сказки, Раулю становилось плохо. Пока мать, не догадавшись о проблеме, не стала пропускать во время чтения последние строки текста. Так Рауль мог свободно представить себе альтернативную концовку, и все стало идеально: Синяя Борода, убивший бесчисленное количество жен, наконец нашел ту, которая действительно любила его, и они жили долго и счастливо.

После смерти матери, когда он остался один в коттедже и рядом с ним не было никого, кто мог бы удержать его в реальности, его скрытое безумие вырвалось наружу. Влюбившись в проститутку, с которой он регулярно встречался, Рауль решил подражать Синей Бороде, пригласив ее жить к себе, в иллюзии, что она может ответить ему взаимностью. После одной из их встреч он сделал ей предложение, а когда она отказалась, оглушил и похитил ее. Он держал женщину взаперти в течение нескольких недель. Сначала старался быть внимательным и добрым, но она не давала ему даже приближаться к себе и пыталась использовать любую возможность для побега, что ужасно его раздражало. Через несколько дней Рауль обнаружил, что введение транквилизаторов делает ее более послушной и сговорчивой. Ощущение того, что она находится под его полным контролем, подчиняясь любой его воле, было пьянящим. Он начал играть с ней в игры, которые становились все более жестокими, пока не перешли в откровенное насилие.

Однажды, во время очередной попытки побега, охваченный яростью, он схватил нож. В тот момент его отождествление с Синей Бородой было полным, как никогда раньше. Пока Рауль наносил удары, один за одним, чувство собственного могущества росло, пока не стало полным, когда он наконец перерезал ей горло. Он хотел было оставить труп себе, как это делал его герой, но через несколько дней зловоние стало таким, что ему пришлось избавиться от него. Тогда ему пришла в голову идея оставить в ее сумочке маленький окровавленный ключ, как своего рода дань уважения Синей Бороде и свидетельство того, что то, что он сделал с ней, было справедливым наказанием за ее непослушание.

Какое-то время ему хватало хранимых им трофеев и фотографий, но в конечном итоге тоска по столь сильным эмоциям, которые он испытывал, пытая ее, а затем убивая, начала изводить его. У него возникло желание повторить все. Некому было останавливать его, и он снова сорвался…

Закончив рассказывать свою историю, прояснив все сомнения и удовлетворив любопытство следователей и психиатров, Рауль Валле покинул этот мир – и камеру, в которой он зубами перегрыз себе вены.

Моя жизнь тем временем приняла новый оборот. В управлении я обнаружил, что стал героем. Когда вскоре после рассвета я вышел из патрульной машины с Валле в наручниках, во дворе на улице Фатебенефрателли меня встретила вся оперативная группа, которая долго аплодировала мне. Требески обняла меня; и даже Альтьери – хотя было видно, что он охотно обошелся бы без этого – пришел пожать мне руку. На пресс-конференции, созванной для объявления об аресте Убийцы с кольцевой дороги, меня усадили рядом с ними, и мой решающий вклад в урегулирование дела был решительно подчеркнут. Через несколько дней начальник Мобильного отдела сам вызвал меня в свой кабинет, дабы сообщить, что он ходатайствовал за меня и добился от квестора моего повышения за особые заслуги. Указ о повышении в звании до инспектора, подписанный начальником полиции, пришел через пару недель. Это стало поводом для нового праздника в мою честь, во время которого несколько коллег не преминули сказать мне, что рады тому, что в Мобильном отделе появился еще один Меццанотте.

Это был мой момент славы. Я начал проявлять себя, получая восхищение коллег и уважение начальников. Я чувствовал себя удовлетворенным, и мне казалось, что я достиг внутреннего равновесия – настолько, что мы с Аличе начали строить планы на будущее.

Всю свою жизнь я не хотел ничего, кроме как быть принятым и оцененным, чувствовать себя частью чего-то. И наконец-то добиться успеха в том, что являлось сферой деятельности моего отца, чем-то вроде получения после его смерти того, что при жизни он никогда не хотел и не мог мне дать. Что-то вроде посмертной компенсации.

Все было бы идеально, за исключением одного. Тогда я не придавал этому значения – ведь были и другие неотложные дела, – но теперь эта мысль не выходила у меня из головы, точно древесный червь, грызущий мои внутренности.

Пока я искал Синюю Бороду, некоторые проститутки, которых я допрашивал, убежденные в том, что я журналист, а не полицейский, упомянули, что в течение некоторого времени существовала группа полицейских, которые трясли их, вымогая деньги и сексуальные услуги угрозами и побоями. Мне очень не хотелось в это верить, но об этом мне рассказывали женщины разных национальностей, которые работали не в одних и тех же районах, так что, скорее всего, они не знали друг друга, но их версии примерно совпадали. И потом, зачем им лгать? Подобные откровения могли принести одни неприятности. Поэтому я незаметно провел дальнейшее расследование самостоятельно. И понял, что все это правда.

Что мне было делать? Я упомянул об этом в разговоре с парой коллег, которым я мог бы доверять Их реакция была безразличной. Казалось, упоминание об этом их задело – они выглядели раздраженными. Они ничего не хотели знать об этом и прямо посоветовали мне забыть обо всем и заняться своими делами. И в самом деле, с чего бы мне волноваться о том, что меня вообще не касалось, – особенно сейчас, когда в моей жизни все было так прекрасно? Я мог бы забыть обо всем, разумеется, – это было бы логичнее и удобнее всего; но было бы это правильно? Я прекрасно понимал, что, промолчав, стану невольным соучастником этих мерзавцев – и на это я пойти никак не мог. То, что я знал, отравляло все мое существование. Молчи я обо всем услышанном и дальше, в собственных глазах опустился бы ниже плинтуса.

Я попытался поговорить с одним из своих непосредственных руководителей, заместителем начальника убойного отдела, которого я считал порядочным человеком. Он поблагодарил меня и сказал, чтобы я не волновался,