Шрифт:
Закладка:
– Этого не было в планах, – усмехнулся я. – Я, действительно, повел себя недальновидно на приеме у его императорского величества. Просто этот факт был использован позднее для нашей выгоды. Я не стану углубляться в подробности с вашего позволения.
– Увольте-увольте, – выставил руки перед собой, будто бы защищаясь, граф, – от всех ваших подробностей. За пределами столиц об экспедиции без номера говорят только шепотом. Да и то мало кто в нее верит. Но я ведь верно понимаю, что вы здесь по ее делам?
Я кивнул.
– Аркадия Гивича тоже должны были перевести в экспедиции без номера после дела в Константинополе.
Я знал, что именно граф рекомендовал моего учителя в Питер в Третье отделение. И ему будет приятно узнать о том, что его протеже был отмечен.
– Газеты пишут, что вы были свидетелем гибели Аркадия, – неожиданно произнес граф Сегеди. – Расскажите, как это произошло. Я понимаю, что вам неприятно вспоминать те события, но прошу исполнить просьбу старика. У меня нет ни жены, ни детей. Аркадий был моим сыном. Я думал, что умру, когда узнал о его гибели на чужбине.
– Конечно, граф, – кивнул я. – Я все вам расскажу.
Конский рынок Стамбула. Жара. Чудовищная жара, которая давит на тебя. Кажется, что вместо воздуха в легкие вливается раскаленный металл. Запахи конского пота. Всхрапывают лошади и мулы, когда им смотрят в зубы. Верблюды взирают на все это с обыкновенным своим презрением.
А потом будто взрыв. Толпа фанатиков. Летят камни. Кровь. Смерть всюду. «Алла! Алла!» Падает урядник Бурмашов. Его тело кромсают в исступления. А потом...
Я замолчал на секунду. Очень хотелось соврать графу. Не рассказывать самого страшного. Но понял по проницательному взгляду старика, что обмануть его мне не удастся. Не тот это человек, при котором можно что-либо недоговорить. А уж ложь чует за версту.
– Бой разделил нас, – осторожно подбирая слова, произнес я. – Да и драться рядом с князем опасно.
– Да, – кивнул граф. – Я и сам учил его немного владеть саблей. Как это делают на моей родине. Он всегда был слишком неосмотрителен в бою. Полагался только на себя.
– Вот потому-то, – продолжил я, – я и не успел к нему на помощь вовремя. Аркадия Гивича пронзили копьем. А после подняли, словно трофей. После этого, говорят, дрался как черт. Но если бы не янычары, то вряд ли сейчас беседовал бы с вами, граф. Они сумели спасти только меня. И что самое интересное, в той схватке я не получил серьезных ранений. Только какие-то царапины» которые зажили раньше, чем мы выехали из Стамбула.
Граф медленно допил вино из бокала.
– Спасибо вам, молодой человек, – сказал он мне. – Спасибо большое. Я долго мучился неведением, не зная, как же на самом деле погиб Аркадий. Определенность, даже столь страшная, лучше во сто крат подобного неведения.
Я тоже допил вино – это было токайское, от вкуса которого я успел отвыкнуть. Снова поднялся со стула. На этот раз граф Сегеди не стал останавливать меня.
Из задумчивости меня вывел вопрос Ханкишиева. Он хотел узнать у меня, когда я буду готов отправиться в путь.
– Можно и прямо сейчас, – сказал я. – Вещи у меня собраны. Да и задерживаться дольше необходимого не хотелось бы. Денег у меня осталось не так много. А злоупотреблять чьим-то гостеприимством я не привык.
– О, вы ничуть им не злоупотребите, даже если приживете у меня неделю, – вскинул руки в эмоциональном жесте Ханкишиев. – Я верен законам гостеприимства и никогда не посмею прогнать гостя, если сам его пригласил под свой кров. Мне нужно еще дождаться двух человек, которые вызвались сопровождать вас, господин Евсеичев, в вашем нелегком пути до Наталя.
– А вот я бы хотел поскорее покинуть ваш дом, господин Ханкишиев, – заявил Буревестник. – Я так понимаю, что теперь вы возьмете на себя роль моего благодетеля.
– В некотором роде, – кивнул тот.
– Так вот что я скажу вам, господин Ханкишиев. Я слишком долго принимал подачки от вас и вам подобных. Хватит с меня! Теперь я буду работать сам. И если вы снова сунетесь ко мне – не обессудьте, но ваш роскошный дом может как-нибудь ночью взлететь на воздух.
– Вы угрожаете мне в моем доме? – улыбнулся Ханкишиев, но в глазах его блестела сталь. – Мои слуги, знаете ли, умеют много чего. Не только открывать двери и накрывать на стол.
– Но ведь вы не измените законам гостеприимства, господин Ханкишиев, раз уж пригласили меня в свой дом. Я извиняюсь перед вами за резкие слова – и ухожу. Немедленно. Распорядитесь, чтобы ваши замечательные слуги вернули мне мои вещи. Не буду и дальше злоупотреблять вашим гостеприимством.
Буревестник явно поднабрался науки восточного общения в Тифлисе. Равно как и здешнего коварства. С каждым днем этот человек становится все опасней и опасней для Русской империи. И мне было весьма неприятно провожать его взглядом.
Несмотря ни на что, мы были врагами. Именно с ним, а не с покойным князем Малхазом Амилахвари.
Я прожил в доме странного господина Ханкиши– едва немногим больше недели. И это, наверное, было самое удивительное время. Ведь жил этот человек один. Совсем один. Ни жены, ни семьи, ни детей. Его окружали только автоматоны. Они были его слугами и единственными собеседниками. Они заправляли его кровать. Делали всю работу по дому. Приносили еду из ресторана, находящегося по соседству. Казалось, Ханкишиев не позволяет им только набивать свой кальян.
К нему он относился с невероятным трепетом. Вообще, курение кальяна с самыми разными табаками было для Ханкишиева своеобразным ритуалом. Хотя иной раз я чувствовал характерный аромат опиума. А однажды решил это даже использовать.
Я редко покидал особняк Ханкишиева. Дел у меня в Баку не было никаких. А праздно шататься по улицам не позволяла портящаяся день ото дня погода.
Библиотека в доме Ханкишиева была весьма обширной. За ней ухаживал автоматон в виде пожилого человека скрюченного от долгого сидения. Он и разговаривал с дребезжащими интонациями, что делало его похожим на старого хранителя книг. У него даже пенсне было на металлическом носу!
В памяти его хранились названия всех томов в библиотеке. Кроме того, он безошибочно запоминал, когда я брал какую-то книгу –
