— Сберегательные облигации, которые выдают вместо стипендий — тоже большая проблема, — сказал он.

— Там хотя бы у минфина есть маневр с биржевым курсом, что само по себе — уже афера, а вот инвестиционные государственные облигации уже через год лягут тяжким грузом на бюджет! — сжал кулак отец. — Всё это разгребать мне и Корнилову, хотя это его бездействие и лавирование привело к углублению дыры в бюджете.

Виктор решил благоразумно промолчать насчёт того, кто был у власти до этого и чья в том числе промышленная политика привела к такой общей ситуации, и пока родитель плеснул себе коньяк в бокал, решил озвучить свою идею.

— Отец, я когда учился в этой шараге, читал разные газеты, общался с обычными людьми, и нигде и никогда не слышал, чтобы кого-то волновали вопросы экологии или изменения климата. А ведь после падения метеорита это должно волновать многих!

— А чего это должно кого-то волновать, тем более многих? — усмехнулся родитель.

— Не в том плане, что реально волновать, — криво ухмыльнулся Виктор, — а в плане того, что это сильный инструмент влияния.

— Сын, не особо понимаю твою мысль, — довольно доброжелательно улыбнулся Колчак-старший и видя молчание парня, легко взмахнул рукой: — Давай-ка тезисно свои идеи!

«Блин, получится его убедить или нет? Это реально такая ерунда в этом мире, что никто просто в принципе не задумывается об этом, хотя падение метеорита должно было этому поспособствовать!» — несколько секунд Виктор молчал, собираясь с мыслями.

— Отец, я объясню своими словами, потому что сама идея пришла мне в голову только что и требует серьёзной проработки, — сказал он.

— Что ж, давай, — кивнул отец.

— Насколько я понимаю структуру мировой и нашей энергетики, то вся энергия добывается из угля и нефти, в том числе обогащенной эндейсом, а потому более эффективной, — начал Виктор, слегка волнуясь. — Очень малая часть электроэнергии вырабатывается с помощью гидростанций, и я вообще ничего не слышал про ветряные генераторы. Про ядерную энергию вообще нет смысла говорить в текущих технологических реалиях.

— И что же? — префект отхлебнул коньяк и затянулся сигарой.

— Я не знаю точные объёмы добычи нефти, газа и угля в мире и у нас, однако объём растёт и конкуренция добытчиков с каждым годом всё более острая, так? Это значит, что кого-то постепенно будут вытеснять с рынка, и задача состоит в том, чтобы вытеснили не нас, так?

— Верно. И?

— Где наибольшая добыча угля и его использование в экономике? В Германии и Англии. А значит, там сильные выбросы и загрязнение воздуха.

— В Японии тоже, как и на северо-востоке Штатов, — дополнил Колчак-старший. — Но особенно загрязнён Рур.

— Вот! Почему никто с этим не борется? — хитро улыбнулся парень.

— Ха-ха-ха, а какая этому альтернатива? — развеселился отец.

— Да, альтернативы реальной пока что нет, однако мы должны сделать так, будто она есть. Вбросить такую идею в Германии или Британии среди партий левой направленности.

— Так-так, и что это даст?

— Возможно, что снижение добычи угля в том же Руре. Допустим, мы создаём какое-нибудь подставное агентство за чистоту воздуха в Руре, привлекаем активистов, которые призовут производить ветряные генераторы и использовать их вместо угольных электростанций, чтобы уменьшить выбросы и очистить воздух. Благородная цель, разве не так? Технически это будет сложно, долго и дорого, если вообще возможно, однако в Германии это вызовет серьёзные внутриполитические осложения, их угольная отрасль пострадает.

Колчак-старший некоторое время молчал, обдумывая услышанное.

— Допустим, теоретически это возможно. Кто помешает немцам или англичанам вбросить такие же идеи нам?

— Ну, у нас вряд ли кто выйдет на экологические протесты, а вот у них общество более демократическое, там идея быстро завладеет массами, начнутся забастовки на шахтах, а это срыв добычи. А ещё мы сделаем главное! — заявил Виктор с легким торжеством в голосе.

Родитель взмахнул рукой — он явно был заинтригован.

— Мы заранее создадим международное агенство по климатической и экологической политике, можно даже под эгидой Лиги Наций. Сначала никто не будет воспринимать это всерьёз, но мы к тому времени успеем разработать стандарты не только в угольной, но и других отраслях, и навяжем их всем остальным.

— Каким образом?

— Отец, это очень многоплановая работа, на несколько лет. Сначала мы через прессу вбросим идеи о возобновляемой энергии — ветер, солнце, реки, предоставим наши разработки ветрогенераторов, и уже на этой базе начнем продвигать идеи сокращения использования угля в Германии, Британии и Штатах. При условии, что общественное мнение будет подготовлено к протестам. Потом рассчитаем квоты на выбросы в свою пользу.

— Какая нам выгода? Если сократится потребление угля, то сократятся и наши экспортные доходы, — пожал плечами отец.

— В том и дело, что все эти технологии будут только на бумаге и в теории, а на самом деле наша цель — добиться снижения добычи угля в других странах за счёт забастовок и недофинансирования отрасли, при этом объём потребления энергоносителей останется прежний, и закупать эти объёмы будут у нас! Вынуждены будут!

— Очень сложная спецоперация выходит, сын! — покачал головой префект.

— Конечно, но это я пока умозрительно — план надо прорабатывать, исследовать по странам объёмы добычи и потребления. Если сейчас, как ты говоришь, на рынке предложение превышает спрос, то в наших интересах его сбалансировать или уменьшить. И в этом нам поможет тяжелая экологическая обстановка в промышленных центрах Европы и Америки — мы, в случае чего, свои протесты легко разгоним, да и не возникнут они в принципе.

— Если исходить из такого положения дел, — сложил ладони домиком отец, — то идея в целом интересная. Я не ожидал от тебя такой фантазии, Виктор.

Парень улыбнулся и кивнул.

— Это вполне реальное дело, но потребует очень широких государственных усилий, во многом скрытных. Когда европейцы всё поймут, они тоже ударят в ответ, и что это будет — сложно сказать. Возможно, эмбарго на наши энергоносители или ещё что-нибудь подобное.

— Эмбарго не будет и быть не может — это объявление войны, по сути, — заявил отец. — Хорошо, я подумаю об этом — никому не рассказывай, ясно? Вообще никому.

—