– Могу я поинтересоваться, почему вы не спите? – в открытом проеме двери, кутаясь в шаль, стояла Наталья. Глафира тут же вздрогнула. – Вернее, почему не спите вы, меня совершенно не интересует, но вы гомоните на всю округу, не давая спать другим.

– О, простите, пожалуйста. Мы не думали, что кому-то мешаем, – тут же сказала воспитанная Таисия.

– Мы не спим и разговариваем, потому что эта дама только что избежала несчастного случая, чудом не покалечившись, – сердито отрезал Ермолаев. – С крыши дома вашей тетушки свалилась плохо закрепленная металлическая конструкция. Сочувствую, если это вас разбудило, но ночь могла стать бессонной по более трагической причине.

Наталья перевела холодный взгляд с Ермолаева на Глафиру. Та дорого бы дала, чтобы узнать, о чем сейчас думает Валерина жена, но по ее непроницаемому лицу было невозможно ничего прочитать. Тем более в темноте.

– Раз ничего не произошло, я все-таки пойду спать, – сказала она. – Постарайтесь говорить тише. Ночи теплые, у всех окна открыты.

Словно в подтверждение ее слов из окна одной из спален первого этажа высунулась Елка Резанова.

– Эй, что-то случилось?

Она перелезла через подоконник и, как была, в пижамке, спрыгнула прямо в разбитую под окном клумбу.

– Случилось. С крыши упало вот это, – Таисия указала на шар.

– Ух ты. Не думаю, что он упал сам по себе. Убеждена, что его сбросили.

– Да что ты, и, может, ты знаешь кто? – голос Натальи звучал чуть насмешливо.

– Конечно, знаю, – сообщила девушка. – Привидение. Ему скучно, что на него никто не обращает внимания, вот оно и развлекается.

– Елка, иди спать, – чуть устало сказала Наталья. – В час ночи не до твоих глупых сказок.

– Пожалуйста, как хотите. Позже сами убедитесь, что я была права.

Она независимо пожала плечами и скрылась в коридоре. Через пару мгновений оттуда раздался одобрительный возглас, и Елка снова появилась в дверях. В руках она держала пустую плошку.

– Вот! Лишнее подтверждение моим словам.

– Что это? – спросила Наталья.

– Блюдце. Я перед тем, как идти спать, налила в него молока и положила немного печенья.

– Зачем?

– Чтобы покормить привидение. Я всегда так делаю, когда остаюсь ночевать в усадьбе. И блюдце всегда оказывается пустым. Кто, по-вашему, выпивает молоко и съедает печенье, если привидение тут не живет?

– Когда ты поставила это блюдце? – спросила Глафира. Все происходящее казалось сном и дикостью, но пустая плошка ее отчего-то тревожила. – Я имею в виду, во сколько?

– В половине одиннадцатого, – ответила Елка. – Перед тем как уйти в свою комнату.

– И больше ты не выходила? – это спросил Глеб Ермолаев.

– Нет. Я сначала смотрела ролики на китайском, а потом общалась в Сети с друзьями. Спать легла около полуночи, а проснулась оттого, что вы тут под окном орете.

– Мы не орем, – сообщил Ермолаев ровным голосом. – Мы обсуждаем неприятный инцидент. Ладно, расходимся по своим комнатам и ложимся спать. Разбираться со всем будем утром. И с падающими металлическими конструкциями, и с привидениями. Тайка, запри дверь своей комнаты изнутри и никому не открывай. Вам, барышня, – он смерил Глафиру взглядом, очень мужским и очень оценивающим, – могу посоветовать то же самое. Не хотелось бы, чтобы неведомые силы, реальные или потусторонние, добрались до вас до того, как я пойму, что тут происходит.

Ну надо же, этот тип почему-то считал, что несет ответственность за все, что видит. Глафира была уверена, что способна со всем разобраться самостоятельно. Всего-то и нужно, рассказать утром Инессе Леонардовне о том, что случилось. Та попросит Осипа подняться на крышу, после чего причина, по которой чугунный шар рухнул на землю, станет всем очевидна. Ничего мистического или криминального в ней, разумеется, нет. Потому что и быть не может.

– Всем спокойной ночи, – с максимальным достоинством, на которое она сейчас была способна, сказала Глафира и, прихрамывая, потому что раненая нога все-таки болела, вошла в дом и повернула в свое крыло, в котором ей предстояло ночевать в полном одиночестве.

Марианна

На ночь ей пришлось дать Павлу снотворное, чтобы он хотя бы немного поспал. За последний месяц муж практически перестал спать, забывался часа на два-три под самое утро и при этом ворочался и стонал. Разумеется, она видела, с ним что-то происходит, и спрашивала, что именно, потому что была хорошей женой, но Павел лишь отмахивался от нее, вздыхал тяжело, целовал в висок и уходил от разговора, а то и из комнаты.

Марианна Резанова слишком долго была дочерью и женой людей, принимающих решения, чтобы не понимать, что бессонница вызвана проблемами на работе. Она умела задавать вопросы и знала, где искать, поэтому быстро разобралась со всем сама. Ее муж потратил на запуск нового завода все семейные деньги, намертво увяз в огромных кредитах, и спасти его, а точнее, всю их семью мог только запуск предприятия и продажи по первым контрактам. Для этого не хватало сущей малости – пятидесяти миллионов рублей.

Про малость – это была не шутка. В рамках всего проекта сумма сходила за сущие копейки, и вовсе не потому, что Марианна привыкла к таким большим деньгам, что пятьдесят миллионов казались ей семечками. К достатку она, разумеется, привыкла, денег в повседневном быту не считала, весь ужас ситуации заключался как раз в том, что именно эту небольшую по меркам бизнеса, тем более лесного, сумму взять было совершенно негде. Везде, где мог, Павел уже взял.

Она помнила, конечно, что изначально была против того, чтобы Павел влезал в эту авантюру с заводом. То, что грядут непростые времена, было совершенно ясно всем, а Марианне, унаследовавшей от отца воистину звериное чутье, особенно. Павел ее тогда не послушал, посчитал, что, открыв завод, сможет перепрыгнуть в другую категорию бизнесменов – из выше среднего в крупные. И просчитался. Точнее, как говорится, порвался в прыжке.

Он не просил помощи, но ему нужно было помочь. Именно так Марианна понимала свой долг жены. Помочь и сделать это незаметно, ненавязчиво. Так, чтобы он не догадался. Она подняла все свои связи, но в нынешние лихие для бизнеса времена никто не держал на счетах свободные пятьдесят миллионов, а кто держал, вовсе не собирался ими рисковать.

Это Марианна, втихаря изучив всю документацию, любезно предоставленную помощницей мужа, разумеется на условиях полной анонимности, понимала, что риска, как такового, нет. Завод был уже построен. Отличный современный завод. И уже имеющиеся контракты с лихвой окупали все вложения, вот только вести переговоры об инвестициях с Марианной Резановой было не то же самое, что с ее мужем. Да никто особо и не рвался на эти самые переговоры. У друзей и партнеров ее отца бизнес-интересы простирались в совсем другой сфере, чем лес, и, будучи уже людьми в солидном возрасте, они вовсе не стремились расширять поле своей деятельности. Даже ради Марианны.

Она знала, что Павел решил просить денег у тетки. Знала и заранее понимала, что эта задача обречена на провал. Свободных пятидесяти миллионов у Инессы Леонардовны, разумеется, тоже не было. Слишком много она уже потратила на ремонт своей проклятой, никому не нужной усадьбы. А если и были, так поместье, как ненасытный питон, высасывало все новые и новые порции денег, потому что конца и края бесконечному ремонту было не видно.

Нет, денег Инесса точно дать не могла. Зато в поместье хранились ценности, в которые когда-то предусмотрительно вложил часть средств бизнесмен Алексей Тобольцев. Говорить об этом было не принято, полного перечня того, что после смерти Инессы войдет в наследственную массу, не знал никто, но Марианна, бывая в усадьбе, профессионально отмечала своим зорким глазом и старинные часы, расставленные по спальням, и еще дореволюционные кабинетные скульптуры, украшающие подоконник в гостиной.

Одна фигурка Жанны д’Арк кусинского литья стоила сейчас около полутора миллионов рублей. Марианна узнавала. В спальне, которую обычно занимала дочь Светланы Тобольцевой Машка, стоял комплект антикварной мебели