Последнее дежурство Вольфа подходило к концу, когда солнце выкатилось из-за угла мира. Звездные светлячки поблекли, и небо превратилось в зеленое вино. Ветер ощупал мужчин холодными пальцами и омыл их бодрящими струями. Они потянулись и, спустившись с помоста, отправились добывать что-нибудь на завтрак. Набив животы жарким из кролика и сочными ягодами, они снова тронулись в путь.

А вечером третьего дня, когда солнце готовилось ускользнуть за монолит и от горы его отделяла полоска шириною в ладонь, путешественники вышли из зоны прерий. Перед ними возвышался холм, за которым, как говорил Кикаха, начинались небольшие леса. Одно из высоких деревьев могло послужить им убежищем на ночь.

Внезапно из-за холма выехало около сорока всадников. Волосы каждого из темнокожих воинов были заплетены в две длинные косы, а лица раскрашены бело-красными полосами и черными крестами. От локтя до запястья их руки прикрывали небольшие круглые щиты; у каждого воина были лук и копье. Некоторых украшали шлемы из медвежьих голов, других — перья, воткнутые в колпаки, третьих — широкополые шляпы с крупными изогнутыми птичьими перьями.

Увидев перед собой двух пеших людей, всадники закричали и пустили лошадей в галоп. Копья со стальными наконечниками грозно опустились, в луки вставляли стрелы, в воздух поднялись тяжелые стальные топоры и утыканные шипами палицы.

— Стой спокойно! — усмехаясь, сказал Кикаха. — Это хроваки, «медвежий народ». Мое племя.

Шагнув вперед и обеими руками подняв лук над головой, Кикаха что-то прокричал приближавшимся всадникам на их языке. Речь его изобиловала резкими остановками, словно он глотал слова, носовыми гласными, быстро восходящими и медленно убывающими интонациями.

Узнав его, они закричали:

— АнгКунгавас ТреКикаха!

Проскакав галопом перед ним, они втыкали копья в землю у самых ног Кикахи, ни разу не задев его; их дубинки и топоры свистели у его лица или над головой; стрелы вонзались в траву у ног или между ними.

С Вольфом обошлись точно так же, и он выдержал это испытание не моргнув глазом. Как и Кикаха, он старался улыбаться, но чувствовал, что улыбка у него получается слегка натянутой.

Хроваки развернули коней и приблизились снова. На этот раз они на всем скаку осадили перед стоящими лошадей; кони взвились на дыбы, заржав и лягаясь передними копытами. Кикаха подпрыгнул и стащил с коня юношу в шляпе с пером. Смеясь и пыхтя, они боролись на земле, пока Кикаха не уложил хровака на лопатки. Он встал и представил Вольфу побежденного противника.

— НгашуТангис — один из моих шуринов.

Двое америндейцев спешились и долго обнимали Кикаху, что-то взволнованно говоря. Кикаха дождался, когда они замолчат, а затем заговорил так же длинно и торжественно, часто тыкая пальцем в сторону Роберта. После пятнадцатиминутной речи, прерываемой изредка краткими вопросами, он с улыбкой повернулся к Вольфу.

— Нам повезло. Они отправляются в набег на ценаквов, которые живут недалеко от Деревьев Множества Теней. Я объяснил им, что мы здесь делаем, хотя кое-что утаил. Они не знают, что мы решили лягнуть самого Властителя, и я не собираюсь им этого рассказывать. Но теперь им известно, что ты мой друг и что мы идем по следу Хрисеиды и гворлов. Я сказал индейцам, что нам помогает Подарга. Они испытывают к ней и ее орлицам огромное уважение и хотели бы по возможности оказать ей какую-нибудь услугу. А еще у них есть несколько свободных лошадей, так что выбирай себе любую. Мне не нравится только то, что ты не войдешь в вигвамы «медвежьего народа», а я не увижу своих двух жен — Гиушовей и Ангванат. Но нельзя иметь все сразу.

Этот и следующий день отряд воинов скакал без передышки, меняя лошадей каждые полчаса. Вольф натер зад о седло — вернее, об одеяло. Но на третье утро он был в такой же форме, как и любой из хроваков, и мог оставаться на лошади целый день, уже не чувствуя боли во всех мышцах тела и даже в некоторых костях.

А утром четвертого дня отряд сделал вынужденную остановку на восемь часов. Путь ему преградило стадо гигантских бородатых бизонов; животные двигались плотной колонной в две мили шириной и десять миль длиной, создав барьер, который не мог преодолеть ни зверь, ни человек. Вольф нервничал, но остальные воины не слишком огорчались, потому что и всадники, и кони одинаково нуждались в отдыхе. Позади колонны бизонов они увидели около сотни охотников из племени шаникоцов, которые копьями и стрелами добивали отставших животных. Хроваки хотели напасть на них и перебить всю группу, но пылкая речь Кикахи удержала их от этого намерения. Как потом Роберт понял из слов Кикахи, люди «медвежьего народа» считали, будто каждый из них равен десятку мужчин любого другого племени.

— Они прекрасные воины, но слишком самоуверенные и надменные. Если бы ты только знал, сколько раз мне приходилось уговаривать их не ввязываться в истории, где они бы потерпели полное поражение!

Отряд хроваков поскакал дальше, но примерно через час их остановил НгашуТангис, бывший в этот день одним из разведчиков. Он мчался к ним, что-то крича и жестикулируя.

После быстрых расспросов Кикаха повернулся к Вольфу:

— Одна из птиц Подарги опустилась на дерево в двух милях отсюда и потребовала, чтобы НгашуТангис привел меня к ней. Сама она к нам прилететь не может: ее заклевала стая воронов, и орлица умирает. Поспешим!

Птица сидела на нижней ветви одинокого дерева. Ее когти обхватили тонкий сук, который согнулся под тяжестью огромного тела. Зеленые перья покрывала красно-черная засохшая кровь, один глаз был вырван. Другим же она грозно осматривала воинов «медвежьего народа», которые остановились на почтительном расстоянии. Она обратилась к Кикахе и Вольфу на микенском наречии:

— Я Аглая. Мы давно знакомы с тобой, Кикаха-обманщик. И я видела тебя, о Вольф, когда ты гостил у великокрылой Подарги, сестры моей и королевы. Именно она отправила многих из нас на поиски дриады Хрисеиды, гворлов и рога Властителя. Но лишь мне одной удалось увидеть, как гворлы подходили к Деревьям Множества Теней по ту сторону прерий. Я налетела на них, надеясь застать врасплох и выхватить рог из волосатых рук. Но они заметили меня и встретили частоколом ножей, о которые я бы только поранилась. Тогда я взлетела на небо так высоко, что они не могли меня больше видеть. Но я, дальнозоркая попирательница небес, видела их по-прежнему прекрасно.

— Эти птицы