Шрифт:
Закладка:
— Неужели это проблема?
Беннет издал сложный звук, полный одновременно смеха и желания, а после, задрав подол её платья чуть ли не до груди, принялся сражаться с крючками. Получалось не слишком-то ловко, да и Джейн, дразнясь, то и дело предпринимала попытки увернуться от его рук. Каждый раз он возвращал их на надлежащее место на покрывале и отвешивал короткий звонкий шлепок по бедру.
— Надеюсь, наш ребёнок будет послушнее его матери, — проворчал он, наконец отбрасывая корсет в сторону, к «нибелунгам». Джейн притянула мужа к себе, взявшись за воротник рубашки, и долго, мягко поцеловала.
Он был для неё самым что ни есть чудом света — от удивительной доброты до широких плеч, покрытых сеткой шрамов. Долгие годы они переписывались как друзья и Джейн успела изучить, как ей казалось, каждый уголок разума Беннета. Как выяснилось — нет. Капрал каким-то образом умудрился спрятать от неё огромное количество нерастраченной чувственности, которой теперь делился с ней при любом удобном случае.
Первая брачная ночь в Каире, ещё до избавления от всех проклятий. Долгое изучение друг друга в роскошной каюте «Принцессы Нила». Они не могли оторваться друг от друга и здесь, на Наксосе, снова и снова предаваясь любви практически где придётся. В этом было нечто по-настоящему естественное. Так умирающий от жажды припадает к источнику, так человек с головой погружается в захватывающее приключение — с таким же воодушевлением они исследовали себя и партнёра.
Джейн забрасывает загорелые ноги мужу на бёдра. Он нависает сверху. Джейн закрывает глаза. Стоило ли это — не только секс, конечно, весь он, всё их счастье, — долгих лет существования в искажённом порчей теле? Конечно. Беннет стоит всех сокровищ мира, от торчащих волос на макушке до неожиданно изящного почерка. Беннет стоит всех мучений мира. Её муж стоит каждой минуты ожидания, каждого мгновения слабости, в которое она думала, что капрал никогда на неё не посмотрит.
Они занимаются любовью под лимонным деревом — и если существует где-то в мире райский сад, то для Джейн он здесь и сейчас. Там, где её муж. Пока она может зарываться лицом в его плечо и чувствовать его глубоко в себе.
Они любят друг друга — и вместе заслужили право на общий счастливый конец.
Спала Кассандра отлично — как оказалось, Теобальд был из тех мужчин, которые не пытаются стащить с дамы одеяло или посреди ночи случайно прижать локтем волосы. Он лежал абсолютно прямо, вытянув руки и ноги вдоль туловища, и, если честно, напоминал проснувшейся чуть раньше Касс довольный своим положением труп. О чём Тео думал до того, как заснуть? Правильно ли то, что произошло между ними? Уместно ли вообще испытывать привязанность к чему бы то ни было, когда твоя жизнь зависит от случайных волнений в хтоническом беззвёздном эфире?
Касс снова посмотрела на Теобальда. Неподвижное лицо — как у солдата из стихотворения французского декадента. «Грудь не колышится, лежит он, сном объятый», и далее — но без кровавых пятен на груди. Забавно, но, по большому счёту, ему тоже не суждено долгой и счастливой жизни. Если у Кассандры всё получится, он, брат Тео, станет героем — не допустит пробуждения Иного бога — и отбудет куда он там хотел? На Мальту? На тёплое Юрское побережье? Вряд ли он решит оставить сан и поселиться в Саммерфилд-парке на правах мужа при богатой жене. Это было бы ниже его достоинства. А если у неё ничего не получится — ну, что же? Они все умрут. Конечно, существовала крошечная вероятность того, что открывшийся глаз Шепчущего приблизит их всех к исполнению заветных целей и одарит всеми возможными благами, но… Кассандре и Тео, как тем, кто собирался всё испортить, «долго и счастливо» определённо не светило.
Но всё это было там, за дверью её спальни, в большом доме, который спит и не знает, какая драма происходит в душе его хозяйки. Дому и его жителям невдомёк, что главная червоточина его находится не в подвале, а в самом сердце леди Кассандры Галер.
Она легла обратно и в поисках успокоения прижалась щекой к тёплому плечу Тео, торчащему из-под её одеяла. Тео приоткрыл глаза и сонно улыбнулся Кассандре. А ей стало только больнее и тревожнее.
— Это всё неправильно, — вздохнула она, закрыв глаза. Теобальд повернулся и обнял её. Касс стало неудобно, но она решила об этом промолчать. Ей так хотелось поддержки и понимания, что можно было потерпеть и напряжение в руке и то, что Тео случайно дёрнул её за волосы.
— Не переживай. Мы выпьем чаю и со всем разберёмся.
— Чаю? — Кассандра задрала голову и удивлённо посмотрела на монаха. Как он может говорить о чае в тот самый момент, когда у неё едва хватает сил, чтобы не закричать?
Словно этого было мало, Тео ответил:
— Да, с молоком и клубничными булочками. Ты же их любишь, правильно?
Он, наверное, очень славный. Возможно, самый славный из всех людей, с которыми Кассандре Галер приходилось иметь дело. Но, чёрт возьми, что с ним не так! Какие булочки, какое молоко, какая нормальная жизнь, если они собираются предать целый культ и разрушить мечты нескольких хороших людей?
Касс вывернулась из его объятий и уселась на кровати, нервно поправляя на опущенных плечах вечно спадающие бретельки комбинации. В тусклом свете осеннего солнца она казалась беззащитным новорожденным птенцом с торчащими лопатками-крыльями. И чувствовала себя точно так же — бесполезной и одинокой.
— Иди к себе, — резко бросила она, — тебя не должны тут видеть.
— Я что-то не так сказал?
Касс впилась пальцами в край кровати так сильно, что у неё побелели костяшки.
— Кажется, Джейн уже встала, — бесцветным голосом добавила хозяйка Саммерфилд-парка. Тео нахмурился, вылез из-под одеяла и, молча надев брюки, скрылся за дверью. На его лице было так много боли и обиды, что Касс чуть было не кинулась следом. Сдержалась и заставила себя остаться на месте. Эмоции — это сейчас лишнее. Ей нужно думать о ритуале и древнем ужасе, слепо ворочающем единственным глазом в темноте сырого подвала. У Кассандры Галер есть долг. Есть обязанности. Ответственность. А ещё — есть та самая святотатственная подлость, на которую решилась хозяйка Саммерфилд-парка. Булочки с клубникой и бесчувственные монахи не имеют значения перед лицом грызущего душу хтонического ужаса.
Кассандра неспешно оделась и привела в порядок волосы — мелкие пуговицы и шпильки дались ей сегодня особенно тяжело. Руки подрагивали, а старые шрамы неприятно ныли на погоду — дожди, судя по всему, затянутся надолго, и жизнь, как следствие, станет менее сносной. Забавно. Жизнь. Как будто бы у неё есть какая-то «жизнь» за пределами этого дома, как будто у неё есть будущее.
Нужно думать не о том, как она будет жить когда-то потом, а про предстоящий ритуал. Решилась всё испортить — порти, будь что будет. В любом случае, так жить больше нельзя. И всем этим людям тоже, пусть они пока об этом и не знают.
Кассандра выходит из комнаты — двуногое раздражение в домашнем платье — и идёт в комнату Джейн. В лучшем случае она застанет подругу там, а в худшем — сменит обстановку и просто посидит в тишине. Оставаться у себя в данный момент и в таком поганом состоянии казалось худшим решением.
