Она издевается надо мной?

Понимаю, что херь какая-то происходит. И все равно же ведусь. На каждое чертово слово.

— Обними, — просит и снова ко мне тянется. — Холодно. Без тебя холодно. Ты же не уйдешь, да? Ты пошутил? Не уйдешь? Больше не уйдешь?

Каждое слово, каждый звук, мать вашу, — удар под дых.

Она явно зависла во сне. Но от этого ни капли не легче, наоборот. Закрываю глаза.

Злость, подобно вулкану, зарождается в недрах моего сознания. Только выплеснуть ее, кроме как на самого себя, не на кого.

Два года прошло, а она до сих пор…

Дебил. Можно на лбу себе написать, жирным маркером.

— Не уйду, — выдыхаю ей в губы и крепко прижимаю к себе.

Арина хнычет. Вцепляется в мои плечи и выпускает коготки в прямом смысле этого слова. Ее вроде короткие ногти впиваются мне в кожу. Морщусь, прикидывая, насколько яркие следы она сейчас на мне оставила.

— Только не уходи, ладно? Мы все исправим, — хаотично целует меня то в губы, то в подбородок. — Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.

— Все будет.

Аккуратно перемещаюсь на бок и подтягиваю Аришу к себе. Она громко вздыхает и качает головой.

— Спасибо, — выговаривает мне в грудь, цепляя губами кожу.

Закрываю глаза, фиксирую ее затылок ладонью. Не уверен, но меня, походу, потряхивает, и ни фига это не похмелье. Уже нет.

— Ты же меня любишь? — шмыгает носом, и я чувствую, как ее мокрая щека упирается мне в плечо.

— Люблю.

Люблю…

Ее признание как удар молнии, вспышка огня, из которого вот-вот разрастется пожар. И это реальность. Не игра, не обман воображения и даже не сон. Она настоящая, здесь, со мной. Я ее чувствую, дышу ей.

Сколько раз я представлял ее в своих объятиях за эти два года? Счет уходит за пределы бесконечности.

По коже ползет холодок. Он стягивает затылок, но позволяет мыслить трезво. Честно говоря, опьянение как рукой сняло.

Провожу ладонью по светлым волосам. Касаюсь губами виска. Арина прижимается ближе. Между нами сейчас даже воздух с трудом просочится. Она такая горячая. Все еще тревожная, потому что мечется по моей руке, на которой устроила голову.

Грудь раздувает от понимания того, что с нами произошло. Апокалипсис. У каждого он был свой. Буря внутри не утихает. Сердце не может нормализовать свой ритм. Я раздавлен всем тем, что сегодня слышал и видел.

Чувство вины нарастает. Это не выход. Сейчас, да и всегда, это был не выход. Жалость к себе порождает бездействие, как и чувство вины. Я два последних года только им и упивался, этим чувством.

Мания стала удавкой, которую я не раздумывая затянул на своей шее. Хотел поступить правильно, только вот, кажется, это никому из нас не было нужно. Да и где эта правильность? Что именно подходит под ее критерии? Теперь я уже не знаю, а тогда, тогда был уверен, что расставание нам необходимо…

Смотрю на ее подрагивающие ресницы и, кажется, не дышу. Арина потихоньку расслабляется, больше не заглатывает воздух так, словно вот-вот утонет.

Закрываю глаза. Слышу биение собственного сердца, сегодня оно знатно исполняет. Там, в ресторане, она меня без наркоза вскрыла. Протащила по раскаленным углям своим уходом.

Уже дома, сидя на кухне с Катькой, хотел сорваться к этому ее Саше-Паше. Адрес Токман, конечно, не сказала, но разве это проблема? Взломать Аринкин телефон, чтобы посмотреть ее геолокацию?

Этот урод, кажется, решил поиграть. До сих пор в башке его голос крутится и это «в ванной». Чуть снова не сглупил.

Сорвался бы и сотворил что-то такое, после чего пути назад уже не будет.

Шевеление под боком разгоняет по венам тепло. Оно исходит от сердца. Понимание, что в итоге она рядом со мной, стирает на хрен все эти никчемные воспоминания. Плевать. В итоге она тут, со мной, а не с ним…

* * *

— Тяжело, Тим.

Аринкин голос вторгается в сознание. Открываю глаза, чувствуя прилив щенячьей радости оттого, что это все действительно происходит в реальности. Не приснилось все-таки.

— Прости, — перекатываюсь на спину.

Во сне мне постоянно казалось, что она вот-вот исчезнет. Поэтому на обнимашки я не скупился. Навалился на нее сверху, чтобы точно не убежала, видимо.

Как только между нами появляется расстояние, Ариша мгновенно заскакивает под одеяло, к которому ночью никто из нас ни разу так и не притронулся. Натягивает его чуть ли не до макушки. Одни глаза торчат.

— Доброе утро, — зеваю, уставившись в потолок.

Я много чего хочу сказать и скажу непременно. Но чуть позже. Сейчас, сейчас у нас обоих что-то вроде периода адаптации.

Арина явно в шоке. Она же помнит все, что происходило? Помнит же?

Лениво поворачиваю голову вбок. Залипаю на том, как порхают ее ресницы. Губы растягиваются в улыбку непроизвольно. Как идиот лыблюсь, да и плевать, если честно.

Она чувствует, что я смотрю. Пару минут так и лежим. Молча. Она гипнотизирует потолок, а я — ее.

— Что? — спрашивает сконфуженно. Не выдерживает, видимо.

Но, судя по тому, как реагирует, уверен, что все она помнит. Это ее состояние было где-то между сном и явью. Так что все она помнит…

— Не ожидал, что ты приедешь.

— Я тоже, — поджимает губы, прежде чем продолжить, — не ожидала.

Перекатываюсь на бок, упираясь ладонью в висок, а локтем в матрас.

Арина тоже поворачивается. Она в этом одеяле, как в коконе, только лицо видно. Глаза… серые льдинки, от взгляда которых по телу расползаются мурашки.

Залипаю на ее губах. Хочу ее поцеловать. Меня ломает от этого желания.

— Мне в душ надо, — бормочет еле слышно.

— Ты знаешь, где он.

Наблюдаю за тем, как шевелятся ее губы.

— Да, — кивает. — Ты не мог бы…

Она нервно трет лоб и подтягивается к изголовью кровати.

— Что?

— Отвернуться.

— Ты в платье.

Облегчать ей задачу я не хочу. Плюс, ну правда, чего я там не видел? Уж на ее обтянутую трусами задницу во всех ракурсах успел насмотреться.

Аринкины щеки тут же розовеют. Она нерешительно выбирается из своего укрытия, быстро оттягивая светлый подол вниз.

Хрен знает, что мною движет. Не мозг явно. Судя по тому, как мое тело реагирует на ее загорелые ноги.

Перекатываюсь на противоположную сторону кровати и, пока Арина возится с платьем, тяну ее на себя. Она взвизгивает. В глазах застывает недовольство, которое, к моему удивлению, она сдерживает.