Шрифт:
Закладка:
Жизнь Солнечного города (название напоминает об одной из первых утопий – «Городе Солнца» Т. Кампанеллы) похожа на коммунистическую утопию. Незнайка восхищается: «Вы живете все сообща, а у нас каждый домишко – сам по себе». Но следует заметить, что славные домишки Цветочного города выглядят гораздо милее и привлекательнее, чем серийные грандиозные постройки, архитектурные изыски и «механизированный рай» Солнечного города.
Третья же сказка о Незнайке, «Незнайка на Луне», – это не совсем удачная сатира на жизнь капиталистического общества, близкая жанру антиутопии. В ней и в помине нет теплой интонации, мягкости и уютного мира первых двух сказок. А образы трогательных коротышек меняются. Так, симпатичный обжора Пончик в «Незнайке на Луне» становится корыстным дельцом с отталкивающей жадностью и обжорством, напоминающим порой отвратительного Гаргантюа. Книга эта существенно уступает первым и вряд ли нужна для детского чтения.
Один из немногих сказочников советской эпохи, почти избежавших воспитательных тенденций, – Э. Успенский (р. 1937). В его сказках они скорее пародируются.
Персонажи его прозаических сказок «Дядя Федор, Пес и Кот», «Крокодил Гена и его друзья», «Меховой интернат», «Про Веру и Анфису», «Гарантийные человечки» надолго запоминаются детям. В этих произведениях современные картины соединяются с традиционной сказочной интонацией, их отличает прекрасный юмор. Немного портят эти сказки сатирические выпады в адрес недостатков советской системы (особенно бюрократии), некоторые бытовые детали. Но это не делает сказки менее любимыми.
К сожалению, произведения Э. Успенского последних лет («Тетя Дяди Федора», «Дядя Федор идет в школу», «Любимая девочка Дяди Федора», «Бизнес крокодила Гены» и другие), рассказывающие о тех же героях, неизмеримо ниже по художественному уровню. Автор пытается сохранить тот же стиль, остроумие, но юмор становится каким-то взрослым, слишком много шуток «на злобу дня», иронических откликов на социальные и политические реалии России последнего десятилетия.
В сказках при этом существенно ослаблена содержательная сторона, они уже не совсем сказки – скорее это развлекательная беллетристика, которая пытается быть интересной как взрослым, так и детям. В этих произведениях часто встречаются дурные шутки, только по манере напоминающие прежнего Успенского. Приведем несколько примеров из «Тети Дяди Федора»: Печкина поят водкой, и он распевает песню о том, как он на почте служил ямщиком; о перспективах отношений Печкина с тетей говорят: «Печкин ее не потянет». Комментарии здесь излишни.
Самые, наверное, лучшие (глубокие) из сказок советского времени – сказки Константина Георгиевича Паустовского (1892–1968). Человека в них окружает удивительно прекрасный мир родной природы. В сказке «Стальное колечко» девочка Варя собиралась увидеть «белый свет со всеми его чудесами», но посмотрела на «все эти цветы, на липкие, березовые листочки, на ясное небо и жаркое солнце, послушала перекличку петухов, звон воды, пересвистывание птиц над полями» и решила: «Нигде на белом свете не может быть так хорошо, как у нас в Моховом. Это же прелесть что такое!» Мир, который окружает нас, и есть чудо.
В сказке «Теплый хлеб» деревенский мальчик Филька отказывается угостить хлебом голодного коня. Он бьет коня по губам и швыряет хлеб на снег, говоря при этом: «На вас не напасешься, на христарадников! Вон твой хлеб! Иди, копай его мордой из-под снега!» Расплачивается за жестокость мальчика вся деревня – нет возможности запустить мельницу и испечь хлеба.
Самая поразительная сцена в сказке та, где раскаявшийся мальчик предлагает хлеб коню, а тот из боязни отказывается: «Тогда Филька перед всей деревней громко заплакал. <…> Конь помотал головой, подумал, потом осторожно вытянул шею и взял, наконец, хлеб из рук Фильки мягкими губами. Съел один кусок, обнюхал Фильку и взял второй кусок. Филька ухмылялся сквозь слезы, а конь жевал хлеб, фыркал. А когда съел весь хлеб, положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия». Так утверждается необходимость любви к людям и животным, гармонии человека со всем миром и, в первую очередь, со своей совестью.
В сказке «Растрепанный воробей» воробей, которого подкармливают мама с маленькой дочкой Машей, в благодарность отбивает у ворон украденный ими стеклянный букетик и возвращает его хозяевам. А ведь этот букетик очень важен – его маме-балерине подарил папа-моряк и просил приколоть к платью, когда она будет танцевать на сцене Золушку.
«А потом у себя в доме, когда погасили свет и поздняя ночь вошла в комнату и приказала всем спать, Маша сквозь сон спросила маму:
– Когда ты прикалывала букет, ты вспоминала о папе?
– Да, – ответила, помолчав, мама.
– А почему ты плачешь?
– Потому что радуюсь, что такие люди, как твой папа, бывают на свете.
– Вот и неправда! – пробормотала Маша. – От радости смеются.
– От маленькой радости смеются, – ответила мама, – а от большой – плачут. А теперь спи!
Маша уснула… Мама подошла к окну. На ветке за окном спал Пашка. Тихо было в мире, и крупный снег, что падал и падал с неба, все прибавлял тишины. И мама подумала, что вот так же, как снег, сыплются на людей счастливые сны и сказки».
От этой умиротворяющей тишины, от этого ощущения удивительной ясности мироздания и подлинного счастья, хочется благодарить Бога. И почему-то вспоминаются слова из акафиста митрополита Трифона (Туркестанова): «Слава Богу за все»: «Когда на землю сходит закат, когда воцаряется покой вечного сна и тишина угасающего дня, я вижу Твой чертог под образом сияющих палат и облачных сеней зари. Огонь и пурпур, золото и лазурь пророчески говорят о неизреченной красоте Твоих селений, торжественно зовут: пойдем к Отцу!»
Детская поэзия (К. Чуковский, Г. Остер, С. Михалков, А. Барто, С. Маршак)
«Писатель для малых детей непременно должен быть счастлив. Счастлив, как и те, для кого он творит.
Таким счастливцем порою ощущал себя я, когда мне случалось писать стихотворные детские сказки», – читаем в книге Корнея Ивановича Чуковского (1882–1969) «От двух до пяти». И действительно, лейтмотивом детского творчества писателя является счастье. Поэтому во всех его сказках счастливый конец. Хорошо заканчиваются «Муха-Цокотуха», «Федорино горе», «Путаница» и даже «Крокодил» и «Тараканище».
Несмотря на порой страшные сцены, в финале всегда торжествует атмосфера праздника и веселья. У Чуковского и злодей Бармалей исправляется и рад, что поедет в Ленинград, звери мирятся с людьми, страшный таракан оказывается совсем нестрашным – его просто не нужно было бояться, посуда возвращается к своей хозяйке, а Крокодил ходит в гости к рассказчику, потом появляется в «Телефоне», а в «Мойдодыре» называется «мой любимый, мой хороший».
Мир сказок Чуковского, по его собственным словам, «почти никогда не пребывает
