— Вы голодны?

— Да.

— А, ну да, — вспомнил Рыков начало нашего разговора. — Уходили второпях. Но не осталось ли у вас дома что-то ценное для вас? Может нам прямо сейчас съездить в ваше родовое поместье? Думаю, узнав, что вы идете на службу в наше ведомство, Борис Леонидович не станет противиться и даст вам возможность собраться нормально? Заодно потом и перекусим.

— Это... — задумался я на мгновение над реакцией деда, после чего расплылся в довольной улыбке, — отличное предложение.

Мысль о том, как старик будет в бессилии смотреть, как его «внук» уплывает из его рук, пришлась мне по душе.

До поместья мы добрались на конке, и я впервые узнал стоимость общественного транспорта в этом мире. Пять копеек. Всего. В этом ракурсе положенный мне пансион по ранению в пятьдесят рублей уже не казался малой суммой.

Вопреки моим ожиданиям, деда я даже не увидел. К ограде вышла Любава, спокойно проводила меня в дом до моей комнаты, а когда я не выдержал и спросил, где старик, ответила, что в кабинете следит за заменой окна. Может и к лучшему, что мы не встретились. Зато когда я собрал свою одежду из шкафа и немногие личные вещи из ящиков стола в принесенный той же Любавой чемодан, ко мне заглянула Катя.

— Гриша! Что у вас вчера вечером с дедой случилось? Почему ты сбежал? Это из-за дуэли?

— Нет, — покачал я головой, не желая вдаваться в подробности.

— Так что все же произошло? — вцепилась она в мою руку с чемоданом, повиснув на ней и с мольбой посмотрев мне в глаза.

На ее ресничках заблестели капельки влаги. Я тяжело вздохнул и поставил чемодан. Обижать девочку не хотелось. Это не старикан, что видит во мне лишь инструмент для достижения своих целей. Она искренне любит меня, хоть и не знает, что я уже не ее брат.

— Кать, я уезжаю в Москву. Буду жандармом. Думаю...

— Из-за этого? — тут же перебила она меня. — Но ведь быть жандармом — фу! Ты сам их недолюбливал раньше и руки не подавал!

А вот это было неожиданно. С чего это у прошлого Григория было такое презрительное отношение к службе Рыкова? И только ли у одного Григория так? Если вспомнить, Алексей Георгиевич даже не надеялся на мое согласие, когда предлагал поступить к ним. Не создаст ли это мне проблем? Или... дело в том, что жандармы имеют право «трясти» дворян, а не только обычных крестьян и мещан, как полиция?

— Все изменилось, — несмотря на промелькнувшие мысли, с ответом я медлить не стал. — Извини, но мне нужно идти. Меня ждут.

— Ты ведь не навсегда уезжаешь? Будешь нас навещать? — прежде чем отпустить меня, требовательно спросила Катя.

— Конечно, — не стал я обманывать ее ожиданий, хотя сам совсем не был уверен, что когда-нибудь захочу сюда вернуться. — Как будет возможность — обязательно вернусь!

— Береги себя, — чмокнула сестра меня в щеку, после чего я наконец-то смог покинуть поместье.

Мне повезло, что в ящике моего стола кроме писем, фотографий и записей из академии нашлась и пара денежных купюр. Кредитные билеты, как было написано по центру купюр, номиналом в 1 рубль. Обе купюры выпали из записей, когда я перекладывал их в чемодан, и стали для меня приятным сюрпризом. Как я понял, мой предшественник использовал их вместо закладок. Ну а я применю по прямому назначению! А то уж я грешным делом собирался у Рыкова просить занять. Да и стоит узнать, где и как свой пансион по ранению получать нужно. Но это потом, а сейчас нужно дождаться ответа из главного управления жандармерии.

Нянчиться со мной Рыков не собирался и, убедившись, что проблем с родственниками у меня нет, мы с ним расстались до обеда. Он отправился в жандармерию, а я — искать недорогой ресторан или кабак. Живот уже урчал почти не переставая и, когда я остановил извозчика, попросив того подвезти до ближайшего общепита, тот только понимающе улыбнулся в усы.

— Держите, ваше благородие. Ровнехонько девяносто пять марок*, — передал мне извозчик небольшие квадратики бумаги сине-зеленого цвета с гербом двуглавого орла посередине и большой черной цифрой пять с двух сторон от герба с припиской «коп.».

От «кредитного» рубля они отличались не только меньшим размером, но и блеклостью цвета, а также отсутствием каких-либо дополнительных изображений. На том же рубле хотя картинок тоже не было, зато текста не в пример больше, да еще и год выпуска и номер билета, у каждого свой, имеется.

Высадили меня перед столовой. Как пояснил извозчик, извиняясь, рестораны работают только с трех часов дня, а быстро покушать можно и здесь. Столовая как раз этим и зарабатывала, принимая в свои стены ремесленников, мелких чиновников и небогатых купцов. Я привередничать не стал и спокойно зашел в зал.

Время было раннее. До обеда — еще часа два, завтрак уже прошел, поэтому народу внутри почти не было. Подойдя к стойке раздачи, я бегло ознакомился с меню. Никаких деликатесов здесь естественно не было, да и цены не кусались. Отдельно заметил строчку, которая меня заинтересовала. Оказывается, здесь можно было купить абонемент на месяц примерно за десять рублей и приходить есть каждый день.

Себе покушать я выбрал борщ, отбивную и компот. На все ушло всего лишь тридцать семь копеек. Когда получил сдачу, увидел новый вид марки — в три копейки. От пятикопеечной она отличалась лишь темно-зеленым цветом, во всем остальном полностью повторяя своего более «весомого» собрата.

Все это позволило мне лучше сориентироваться в ценах в этом мире и уже более оптимистично смотреть на свой пансион. Как минимум, получая только его, с голоду я точно не умру. Даже если в жандармерии у меня вдруг служба не сложится.

— Григорий Мстиславович, документы на вас уже у меня, — такими словами встретил меня Рыков, когда я к условленному времени прибыл в жандармерию. — Вот: утвержденная ваша заявка на поступление на службу, предписание явиться завтра в главное управление к одиннадцати утра и подписанный бланк на выдачу путевых.

Все озвученное Алексей Георгиевич, не вставая из-за стола, протянул мне. Пришлось подойти вплотную, чтобы забрать документы.

— Путевой отдадите на вокзале в кассу. Ближайший поезд в Москву в шесть вечера. Уже в десять будете там.

— А ночевать