class="p1">– Не забудьте, господа, мы согласились на том, что свобода в вашем понимании – это свобода беспрепятственно грабить конкурента.

Атмосфера за обеденным столом накалилась. Всеми овладел воинственный пыл. Но голос Эрнеста перекрыл поднявшийся шум.

– Еще один вопрос. Не забывайте, что, когда двинете в бой все свои силы, вы двинете их против трестов, захвативших в свои руки правительство Соединенных Штатов. А это означает, что тресты двинут против вас регулярную армию, флот, национальную гвардию, полицию – словом, всю военную машину США. Какое значение будут тогда иметь ваши силы?

Слушатели растерялись. Не давая им опомниться, Эрнест нанес им следующий удар:

– Как вам известно, еще недавно наша армия насчитывала пятьдесят тысяч человек. Год за годом ее увеличивали, и в настоящее время ее численность – триста тысяч.

И дальше – следующий удар:

– Но это еще не все. В то время как вы очертя голову гнались за призраком наживы и сокрушались о своем излюбленном детище – конкуренции, произошли события еще более знаменательные. Национальная гвардия…

– Национальная гвардия и есть наша сила! – воскликнул мистер Коуолт. – С ней мы отразим натиск регулярных войск.

– Вы сами будете призваны в национальную гвардию, – возразил ему Эрнест, – и вас пошлют в штат Мэн, во Флориду или на Филиппины, а то и еще бог весть куда, чтобы потопить в крови восстание, которое подняли ваши же товарищи, борющиеся за свои гражданские права. А ваши товарищи из Канзаса, Висконсина или любого другого штата, вступив в национальную гвардию, будут посланы сюда, в Калифорнию, чтобы потопить в крови ваше восстание здесь.

На сей раз слушатели Эрнеста были действительно подавлены. Все молчали. Наконец мистер Оуэн пробормотал:

– Так мы не вступим в национальную гвардию – только и всего. Ищите дураков в другом месте!

Эрнест расхохотался.

– Вы не в курсе происшедших перемен. Вас не спросят. Вы пойдете служить в принудительном порядке.

– Существуют гражданские права, – не унимался мистер Оуэн.

– Они существуют до тех пор, пока правительство не сочтет нужным их отменить. В тот день, когда вы вознамеритесь обрушить на правительство свои силы, эти силы обратятся против вас. В национальную гвардию вам придется вступить – хотите вы того или не хотите. Кто-то из вас сослался сейчас на «хабеас корпус»[61]. Берегитесь, как бы вам вместо этого не прописали «со святыми упокой». Если вы откажетесь вступить в войска национальной гвардии или, по зачислении туда, вздумаете бунтовать, вас предадут военно-полевому суду и пристрелят, как собак. Таков закон.

– Такого закона нет! – решительно заявил мистер Кэлвин. – Такого закона нет и в помине. Все это одно ваше воображение, молодой человек. Вы здесь говорили, что войска национальной гвардии можно угнать чуть ли не на Филиппины. Но это противоречит конституции. Особый пункт конституции говорит о том, что территориальные войска не могут быть посланы за пределы страны.

– Бросьте ссылаться на конституцию, – возразил Эрнест. – Толкованием конституции, как известно, занимаются суды, а наши судьи, по справедливому замечанию мистера Асмунсена, – холопы трестов. К тому же, как я сказал, такой закон существует. К вашему сведению, господа, он существует уже девять лет.

– О том, что нас могут призвать в национальную гвардию? – не поверил мистер Кэлвин. – И что, в случае отказа, будут судить военно-полевым судом?..

– Да, именно так.

– Как же мы ничего не слышали? – удивился и мой отец. Он тоже с недоумением глядел на Эрнеста.

– Вы не слыхали о нем по двум причинам, – отвечал Эрнест. – Во-первых, до сих пор еще ни разу не было необходимости применять его на деле. Если бы такая необходимость появилась, вы не замедлили бы о нем услышать. Во-вторых, закон этот был проведен через конгресс и сенат втихомолку, почти без обсуждения. Газеты, разумеется, не обмолвились о нем ни словом. Мы, социалисты, знали об этом и писали, но вы не читаете наших газет.

– А я все-таки полагаю, что это одно только ваше воображение, – упрямо настаивал мистер Кэлвин. – Страна никогда не позволила бы…

– Представьте, позволила, – возразил Эрнест. – А что касается моего воображения, – и он достал из кармана какую-то брошюру, – вот, судите сами, похоже ли это на игру воображения.

Он нашел нужное место и начал читать вслух:

– «Статья первая. Во всех штатах, территориях и округе Колумбия вменяется в обязанность лицам мужского пола от восемнадцати до сорока пяти лет, признанным годными по состоянию здоровья, вступать в войска национальной гвардии.

Статья седьмая. Всякий военнообязанный…» – напоминаю вам, господа, по статье первой все вы военнообязанные, – «… не явившийся без уважительных причин к своему воинскому начальнику, предается военно-полевому суду и несет должное наказание.

Статья восьмая. Военно-полевые суды, коим подсудны и офицеры, и нижние чины, комплектуются только из офицеров национальной гвардии.

Статья девятая. Солдаты и офицеры национальной гвардии, будучи призваны на действительную службу, подчиняются тому же воинскому уставу, а также законам и постановлениям, что и регулярные войска Соединенных Штатов».

С чем и поздравляю вас, господа американские граждане и дражайшие сослуживцы по национальной гвардии! Девять лет назад мы, социалисты, полагали, что этот закон направлен против рабочих. Оказывается, он имел в виду также и вас. Во время дозволенного свыше краткого обсуждения в конгрессе депутат Уайли сказал, что «новый закон создает необходимые резервы для расправы с чернью (под „чернью“ разумеетесь вы, господа) и в защиту от ее покушений на жизнь, свободу и собственность…». А потому, когда вы вознамеритесь восстать, помните, что это будет равносильно покушению на собственность трестов и на охраняемую законом свободу трестов присваивать себе ваши прибыли. Так-то, господа! Вам выбили зубы, вам сломали хребет, а следовательно, в день, когда вы вознамеритесь двинуть в бой свои силы, вы, армия беззубых, бесхребетных воинов, будете представлять не большую опасность, чем армия моллюсков.

– Не может быть! – повторял свое мистер Коуолт. – Нет такого закона! Это утка, пущенная вами, социалистами!

– Законопроект был внесен в палату тридцатого июля тысяча девятьсот второго года депутатом Диком из штата Огайо, – продолжал Эрнест. – Был принят палатой почти без обсуждения, в обстановке крайней спешки. Четырнадцатого января тысяча девятьсот третьего года он получил единодушную поддержку сената, а ровно неделю спустя его утвердил президент Соединенных Штатов[62].

Глава IX

Математическая непреложность мечты

Пользуясь растерянностью, воцарившейся за столом после этого неожиданного сообщения, Эрнест продолжал:

– Многие из вас говорили, что социализм – несбыточная мечта. Вы кричите о невозможности, так позвольте мне показать вам неизбежное. Неизбежное же не только в том, что все ваше племя мелких