— Отвечай, соискатель посвящения, — продолжала я серьезным голосом без тени улыбки.

— Ладно-ладно, глубокоуважаемый масон Джессика! Моя фамилия Бембо.

С моего лица как рукой сняло ту загадочность, что я пыталась изобразить.

— Так ты Бэмби? Рамзи, милый. Ты маленький олененок?! — Голос мой зазвучал так, будто я увидела пушистую собачку, обнимающую милого котенка, обнимающего в свою очередь очаровательную морскую свинку. Рамзи пожал плечами и правда напомнил мне робкого, еще безрогого детеныша сохатого.

— Да, да. Я Рамзи Бембо.

— Это ланкийская или итальянская фамилия? — спросила я, потому что знала, что папа у него из Италии. А по звучанию она больше напомнила «Бомбей», чем «бамбино».

— Итальянская, папина, — пояснил он. — Вообще-то известна целая династия итальянских художников Бембо. И никто не называл их оленями.

— Уверена, те Бембо не были такими милыми, как ты!

Отодвинув в сторону занавесь из сетки, которая закрывала вход, я стала жестами зазывать гостя в свое уютное убежище.

— Залезай-ка сюда!

Рамзи замешкался. Такой он забавный, с его неподдельной скромностью. Встал по струнке, как часовой у Букингемского дворца. И говорит голосом до безумия серьезным:

— Ты зачем меня позвала, Джесс? На теннисе после игры ты сказала, чтобы я вечером пришел в ангар. Что тебе нужно со мной поговорить и что это очень важно.

— Было такое, — кивнула я.

— А тут все выглядит так, будто это свидание. Я, Джесс, не бич-бой. Со мной так не надо, — нахмурился Рамзи.

— О! Нет, нет и нет! Рамзи, милый, ну ты чего? Ну даешь! Не-ет, это совсем не то, что ты подумал. Это не для тебя все. Это я для себя все сделала. — Я даже вскочила на ноги, выпрямившись в палатке в полный рост, так что задела головой гирлянду из фонариков. — Я думала, мы поговорим, как в прошлый раз. Просто Гиг и Эл так меня взбесили по дороге домой, что я решила уйти и переночевать тут. И устроила эту красоту для себя. Ну прости, что смутила тебя. — Я смотрела на него через сетку, что занавешивала вход, а сверху мне на лицо светили синий, красный и зеленый огоньки. То, что я сказала, было чистой правдой, и мне даже в голову не пришло, как мое украшательство могло выглядеть с его точки зрения. Я высунула руку из-за занавеса и, ухватив Рамзи за рукав, стала тащить внутрь, приговаривая:

— Какой хорошенький бич-бойчик! Сладкий пирожочек! Иди к мамочке.

Он засмеялся, прекратил дуться и тут же расслабился. Забрался ко мне в домик с лицом младшего брата, которого старший пустил в сооруженный из диванных подушек штаб.

— Вот, смотри, я и валик между нами положу, чтобы ни-ни. — Я достала из-за спины флисовое одеяло, скатала в трубу и устроила между собой и Рамзи. — Так тебе спокойнее, мой высокоморальный друг? — спросила я, делая утрированно серьезное лицо с долей трагической нотки, играя бровями в духе Греты Гарбо.

Рамзи кивнул.

— Тут очень красиво. Так что ты хотела сказать, Джесс?

— Давай не сразу, давай просто поболтаем. Может, я и не расскажу, — выдавила я. Не люблю, когда меня торопят. И вообще когда мной руководят.

— Что за тайны?

— О-о, тайны — дело такое, тайное! — Я улыбнулась, посмотрела в его светлые глаза. Каждый раз гляжу в них как завороженная и вижу озеро в гроте. Такие бывают в самом сердце скалы. Вода в них светится изнутри. И кругом эхо. А на каменистые своды пещеры падают паутинообразные водяные отблески. Ощущение, будто попал в синее стеклышко.

— А как ты собираешься тут спать с открытой нараспашку дверью в джунгли? — спросил он.

— Дверь можно закрыть.

— Тогда станет жарко.

— Включу вентиляторы. Они работают как чумовые.

— Тогда придется задуть свечи. Вентиляторы их потушат.

— Тогда задую. Или не задую. И оставлю открытой дверь. Если ты останешься со мной, будет не страшно.

— Джесс…

— Что?

— Что ты хотела сказать? Зачем позвала меня?

Я повернула голову и увидела маленькие огоньки, что плавали в воздухе и медленно двигались на нас. Было их с десяток, а может, больше. Они кружили снаружи и проникали в ангар. Мигая, как опадающие искры салюта. Может, так выглядит Вселенная со стороны Создателя, подумала я, глядя на пояс из мерцающих свечей вдоль стен. На венец из гирлянды над нашими головами. И на маленькие падающие звезды, зависшие в пространстве.

— Смотри! Смотри, Рамзи. Какое волшебство…

— Светлячки.

— Я когда их впервые увидела, глазам не поверила. Так удивительно…

Мы еще долго глядели на блуждающие в ангаре огоньки. Те словно перепутали свечи и гирлянду над шатром со старшими родственниками. Летая плавно и зависая в воздухе, светлячки как будто прощупывали обстановку. А она была странная. Я приложила палец к губам и жестом показала Рамзи, чтобы он замер. Я уже говорила, что всегда замираю, чтобы не спугнуть момент. Замираю и не дышу. Это у меня с детства. Где-то я услышала, что привычка замирать досталось людям от мозга ящериц. Те замирают в момент опасности. Только опасности сейчас никакой не было. Или была?

— Он обижает тебя? — спросил вдруг Рамзи.

— Кто?

— Гиг.

— Не-е-ет. Не то чтобы… Он просто такой. Я нашла способ отвоевывать себя. Зависимость — худшее из того, что случается с человеком. Быть зависимой от кого-то или чего-то — страшное дело. И я борюсь с ней в себе и в нем. Он терпеть не может, когда меня нет дома. Когда он не знает, где я. Поэтому иногда я ухожу.

— Чтобы его злить?

— Чтобы его научить.

— Научить чему?

— Как бы это сказать… Независимости.

— Друг от друга?

— Я понимаю, это странно звучит. Но для меня важно постоянно забирать кусок себя из этих отношений, чтобы вконец в них не раствориться.

— Так можно не заметить и всю себя забрать.

— Можно. Но всю меня не так просто забрать. Слишком я разрозненная. — Я грустно улыбнулась.

— А меня ты позвала на теннис и сюда, тоже чтобы забрать часть себя из этих отношений?

Меня смутил его прямой вопрос. В особенности потому, что Рамзи попал в точку.

— Сначала да, — согласилась я. — А теперь уже не знаю. Мы с Гигом так привыкли к этим играм. Но они уже не дают прежних ощущений. Каждый раз забирать себя становится все труднее. И теперь это выглядит как привычка как-то реагировать.

— Ты про «открытый брак» и все эти штуки, что ты делала с Санджаем?

— Это начиналось как аттракцион. Ему нравится, когда я думаю, что свободна, а сама как йо-йо в его руках.

— А тебе? Что нравится тебе в этом вашем