Шрифт:
Закладка:
— Который из них? — он требует ответа.
Я сжимаю челюсть, не в силах отвести взгляд от его холодного жесткого взгляда, поскольку гнев в его глазах ясно дает мне понять, что секс не входил в планы. Я проглатываю комок в горле и взвешиваю свои варианты. Есть большая вероятность, что Маркус не хочет, чтобы его братья знали, что здесь произошло, и если я назову его имя, это поставит меня на самый верх его дерьмового списка, но то, что я не назову его имени, поставит меня на первое место в списке Романа.
Черт возьми, почему эти братья ставят меня в безвыходные ситуации?
Думаю, вопрос в том, кого из них я боюсь больше?
Я прищуриваюсь и медленно качаю головой, пытаясь призвать на помощь тот пламенный настрой, который похоронен глубоко внутри меня.
— Иди и допроси своих мудаков — братьев и оставь меня, черт возьми, в покое. Я ни хрена не делала, просто выполняла приказы, как послушная маленькая пленница. А теперь, почему бы тебе не поторопиться и не пойти испортить день кому-нибудь другому?
Серебряный поднос с едва различимой едой швыряется через маленькую комнату, отправляя то, что, должно быть, является жалким оправданием еды, в стену и падает на пол с небрежным стуком. Мой тяжелый взгляд не отрывается от Романа, потому что я могу гарантировать, что ни один чертов человек никогда не разговаривал с ним подобным образом, и на то есть веские причины.
Он бросается ко мне, и мои глаза вылезают из орбит. В последний раз, когда он был рядом со мной, я потеряла сознание, и я чертовски уверена, что не позволю этому дерьму повториться.
Он тянется ко мне в то же мгновение, когда моя рука вырывается из-под простыней, и когда его большая ладонь обхватывает мое горло, забытый нож Маркуса прижимается к его шее.
Он рывком поднимает меня на ноги, так что я стою перед ним, глядя ему в глаза, даже не замечая — или не заботясь — об остром лезвии, прижатом к его хрупкой, теплой коже. Должно быть, нужно быть чертовски сумасшедшим мужчиной, чтобы так беспечно относиться к собственной жизни, но он, вероятно, знает, что у меня не хватит мужества довести это до конца.
— Ты, блядь, не в том положении, чтобы так со мной разговаривать, — рычит он, его слова вибрируют прямо в моей груди, когда его божественный аромат поглощает меня. — Тебе нужно следить за собой.
— Какой в этом смысл? Не похоже, что мне есть что терять, — выплевываю я в ответ, когда его другая рука обвивается вокруг моего запястья и сжимает его так чертовски сильно, что у меня нет выбора, кроме как убрать нож от его горла.
Металл падает между нами и с лязгом останавливается у ног Романа, и только тогда его взгляд опускается и он замечает изящный изгиб ножа с красной рукоятью и безупречное матовое лезвие, поблескивающее в вечернем свете.
Узнавание вспыхивает в его глазах, и вот так он все понимает.
Роман отпускает меня, бросает обратно на кровать и пинком отбрасывает нож в угол комнаты, но не делает абсолютно никаких попыток отобрать его у меня.
— Держись подальше от Маркуса, — ворчит он, его глаза сузились от отвращения.
Я смеюсь, выпрямляясь на кровати и прислоняясь спиной к стене, держась как можно дальше от него.
— Ты думаешь, я сама напросилась? Что каким-то образом я вырвалась из этой дыры и выследила его, как гребаная кошка во время течки? У меня для тебя новости, это не я должна держаться подальше от Маркуса. Это все из-за него.
У меня есть чертовски веская точка зрения, и он это знает.
Его жесткий взгляд задерживается еще на мгновение, все еще не одобряя мой небрежный тон, а затем, слишком быстро, он поворачивается спиной и направляется к двери.
— Подожди, — кричу я, вскакивая с кровати и с трудом поднимаясь на ноги, совершенно не представляя, что мне нужно сказать. Все, что я знаю, это то, что я больше не могу оставаться одна в этой камере пыток. Я схожу с ума. Черт возьми, я даже приму компанию Романа, а не свою собственную.
Роман останавливается и медленно поворачивается ко мне лицом, его взбешенный взгляд говорит о многом. Он не говорит ни слова, просто выжидающе смотрит на меня, раздраженный тем, что я осмеливаюсь даже пытаться о чем-то его просить.
— Я… эээм, — мой взгляд скользит в угол комнаты, где кучкой лежат мои объедки. — Я голдна. Мне нужна нормальная еда и вода, а не эти отвратительные объедки. Я играла в твои дурацкие игры. Ты и твои братья пытали меня белым шумом, а потом ваши долбаные волки преследовали меня по коридорам вашего подземелья посреди ночи. Ты сказал, что если я подыграю тебе, то буду вознаграждена.
Роман усмехается и делает шаг ко мне, его взгляд смягчается, что мгновенно выводит меня из себя. Я вздрагиваю, когда он поднимает руку и нежно проводит пальцами по моей ключице, касаясь слабых синяков, которые его брат оставил на моей коже.
— Он заставил тебя кончить?
Я отстраняюсь, мои брови хмурятся, когда я смотрю на него в ответ.
— Какое тебе до этого дело?
Его рука соскальзывает с моего воротника во вспышке, подобной молнии, и обхватывает мое запястье. Он притягивает меня к себе, и я едва удерживаюсь на ногах из-за инерции.
— Он. Заставил. Тебя. Кончить?
— Да, — выплевываю я, поднимая другую руку и сильно толкая его в грудь, безуспешно пытаясь увеличить расстояние, между нами.
— Тогда считай, что ты вознаграждена, — говорит он мне, его глаза вспыхивают зловещей тьмой, и я понимаю, что это его версия старого доброго "пошла ты".
Я сжимаю челюсть, и я делаю все возможное, чтобы не хрипеть и не стонать, как какой-нибудь провинившийся ребенок, но, черт возьми, это тяжело.
— Люди скоро начнут меня искать, — предупреждаю я. — Тебе это с рук не сойдет.
Роман смеется, отталкивая меня от себя, пока я не оказываюсь в центре комнаты, глядя на него, совершенно беспомощная.
— Никто за тобой не придет, Шейн, — насмехается он низким, полным яда тоном, когда снова начинает преследовать меня. — Ты думаешь, мы необдуманно похитили? Что совершенно не готовились к этому? Мы планировали несколько месяцев, наблюдали за тобой, изучали твой распорядок дня.
Я начинаю пятиться, его слова, как нож, вонзаются прямо мне в грудь.
— Нет. Ты ошибаешься. Кто-нибудь придет.
— Ты обманываешь себя, — бормочет он, его глаза остры, как кинжалы. — Единственным человеком,
