Запасного магазина не было. Пистолет превратился в бесполезный кусок пластика.

Кроули отшвырнул его — вместе со всем, что за тысячи лет успел взять у человечества. Пропал пижон, шут, гонщик, веселый пьяница. К Бафомету, упавшему на четыре мощные когтистые лапы, скользнула по полу здоровенная, ловкая, закованная в броню прочной чешуи зубастая тварь, желавшая одного — убивать.

Козлиная пасть Бафомета ощерилась ей навстречу тигриными клыками.

Азирафель видел много войн, больших и малых. Он знал, что творится во время погромов, как выглядят драки стенка на стенку, и мог припомнить десяток дуэльных кодексов различных эпох и государств. Видел, знал, умел при необходимости умиротворить смертных. Но никогда еще он не становился свидетелем побоища демонов.

Сражалось всего четверо, но понять, где кто, было нелегко. Вместо Хастура и его противника грызлись два огнегривых волка — серый и черный с подпалинами. Бафомет — клыки, когти, бугрящиеся мышцы, — топтал и рвал огромную змею, а та обвила кольцами его туловище и шею, неумолимо сжимая кольца. Как прекратить такую схватку и надо ли ее прекращать? Чем помочь своим — не благословением же, в самом деле, ведь неизвестно, как оно действует на демонов. Наконец, если оставить сейчас инферналышей без защиты, что с ними сделает этот, с плетью?

Асмодей облизнул толстым языком и без того мокрый красный рот. Голубые глаза, подернутые какой-то гнусной поволокой, сидели слишком близко ко рту, так что места для носа не оставалось. Гладкий кругляш лица был точно приклеен к шишковатому черепу, вытянутому к затылку. Плеть в бледных, похожих на сырые макаронины пальцах жила своей жизнью: вздрагивала, свивалась в кольца, вспыхивала и гасла.

— Эй, рогатик, иди ко мне, — у господина истязателя оказался кукольный голосок. — Иди, не бойся…

Азирафель рванул ворот рубашки. Стало трудно дышать: любовь, вскипевшая от негодования, переплавилась в гнев — он душил, требуя выхода.

Демон протянул руку к Азатоту, но Азирафель перехватил ее за холодное липкое запястье. Асмодей замахнулся плетью. Она повисла, не добравшись до цели — вторая рука тоже оказалась зажата, и Асмодей вскрикнул от боли: пальцы ангела превратились в клещи, раскаленные добела.

— Брось плеть, — приказал Азирафель.

Асмодей плюнул в приблизившееся лицо. Желтый комок слюны зашипел и испарился в полете — от ангела ударило жаром пострашнее пекельного. Демон выронил плеть, завопил, задергался. Клещи разжались.

— Пошел прочь.

— А я тебе помогу! — рыкнул Азатот, с разбегу боднув его рогами в живот. Забыв о ране, Гатаноа подхватила плеть и начала охаживать ею упавшего демона, на два голоса осыпая его самыми страшными инфернальими проклятиями.

Азирафель обернулся к не стихающему побоищу. Крылья прянули из-за спины — точно две большие белые птицы вырвались на волю. От крыльев родился горячий ветер. В одно мгновение он окреп, превратился в бурю и, как пушинки, разметал дерущихся. Бафомет, откатившись, впустую лязгнул клыками, распался на дымные жгуты и утек куда-то в щель пола. Кроули медленно возвращал себе человеческий облик, кряхтел, постанывал, ругался сквозь зубы. Ангел склонился над ним, но демон шарахнулся, закрываясь руками:

— Сож-жеш-шь! Ох-х-х… — помотав головой, он с безграничным изумлением уставился на Азирафеля, вокруг которого струился раскаленный воздух. — Ты что, Солнце проглотил?

— Очевидно, я сильно разозлился. Как ты себя чувствуешь?

— Хуже, чем хотелось бы. Помял он меня порядочно, но вроде бы ничего не оторвал.

— Учитель Кроули! Учитель Азирафель! — от дальнего конца коридора к ним бежали радостные инферналыши. — Мы его отхлестали! И запинали в угол!

— Он жив? — с тревогой спросил Азирафель. — Гатаноа, не шевелись, я осмотрю твою рану.

— Да что ему сделается, — проскрипел Кроули, кое-как поднимаясь на ноги. — И Бафомета я не додушил… Вот Баалу действительно конец. Так, а где Хастур? Ох, нет…

Шагах в десяти от них на полу виднелась груда разноцветного тряпья. Прижавшись к ней, молча сидела Грета. В клочьях черной шерсти валялся пейнтбольный карабин с разбитым и пустым магазином.

— Неужели его святой водой…

Азирафель исцелил бок Гатаноа и подошел к месту последнего боя Хастура. Рядом встали притихшие инферналыши.

— Твою… — послышалось откуда-то из-под тряпок, — в купель…

От лохмотьев потянулся вверх прозрачный голубоватый дымок. Быстро густея, он принял очертания лежащей ничком человеческой фигуры в длинном белом балахоне. Человек пошевелился, встал на четвереньки, сел, раскинув босые ступни. Растянул руками подол балахона.

— Что за херня… Кроули, твоя работа?

— Ризы! — ахнул Азирафель. — Господи Боже, да на нем ризы!

— Какие еще ризы?! — Хастур вскочил на ноги.

— И крылья, — заметил Кроули. — Белые. Охренеть.

Хастур заглянул себе за правое плечо, потом за левое.

— Уроды! — взвыл он. — Где мои крылья?! Заберите свои огрызки!

— Это на время испытательного срока, — объяснил Азирафель. — Потом сделаются нормальные, большие, как у всех ангелов.

— У кого?! — подался к нему Хастур. — Ты что несешь, белоперый?!

— Между прочим, ты теперь тоже белоперый! — ангел обиженно хлопнул крыльями.

Хастур потрясенно оглядывал себя.

— Вот это я попал… — он похлопал себя по бокам. — Т-твою… и карманов нет. Где мои сигареты?

— Думаю, курить тебе теперь не стоит, — посоветовал Азирафель.

— Зашибись!

— И ругаться тоже…

— !!!!!!

— Хастур, тут дети, — напомнил Азирафель.

Экс-демон плюнул в сердцах и уселся на груду своей бывшей одежды. Пошарил в ней, нашел мятую пачку сигарет. Вытащил одну, сунул в рот, поднес к лицу кисть, пошевелил пальцами.

— И огня теперь нет... Кроули, дай прикурить!

Кроули сел слева, протянул большой палец, на кончике которого вспыхнул оранжевый огонек. Азирафель, поколебавшись, сел справа. Инферналыши пристроились под его крылом. Подковыляла Грета, вспрыгнула на обтянутые белым полотном колени.

— Значит, Астарот меня того… — Хастур выпустил длинную струю дыма и снова затянулся. — Ну да, сначала водой крыло разорвало, дальше ничего не помню. А почему ж я совсем не подох?

— Крылья все-таки не часть тела, — начал Азирафель и сразу поправился: — то есть, не самая важная часть тела. Очевидно, никуда больше вода не попала. Но главное, думаю, в том, что ты пожертвовал собой.

— Делать мне больше нечего! Не собирался я собой жертвовать… Просто не хотел, чтобы с Вельзевул так обошлись. Ну и с мелкими