— Как отблагодарить вас, дорогая?

— Ну что вы, это же сущие пустяки! Когда вернетесь, обязательно передавайте привет вашей сестре, ее мужу и…

— Непременно передам, — заверила ее Люси, уже поглядывая в сторону своего вагона.

Обняв друг друга на прощание, женщины разошлись. Учитывая, что коридоры поезда были заполнены теми, кому не хватило места в купе, они вряд ли смогут пересечься друг с другом во время поездки. На вокзале Аустерлиц, где наверняка царит такой же хаос, как и в Бордо, встретиться тоже, скорее всего, не удастся. Люси в сопровождении горничной направилась по переполненной платформе к вагону номер три. Среди этого столпотворения она заметила молодую блондинку в солнцезащитных очках овальной формы. Окруженная поклонниками и журналистами, она раздавала автографы под щелчки и вспышки фотокамер. Люси подумала, что это, должно быть, звезда кино или мюзик-холла. Слишком яркий макияж придавал ей вид, который можно было бы назвать вульгарным. Люси попыталась рассмотреть ее лицо… Кто это — Коринн Люшер или Сюзи Солидор? Чуть дальше по перрону, словно прогуливаясь по курортной набережной, двигался знакомый силуэт в сопровождении слуг и пары борзых, которых вел на поводке дворецкий. Это была принцесса де Фосиньи-Люсанж. Похоже, весь Париж собрался на этом вокзале в Бордо. Принцесса, которая предпочитала, чтобы ее называли Мэй, поскольку имя Мари-Жюльетт казалось ей абсолютно устаревшим, в девичестве носила фамилию Эфрусси и происходила, как и Люси, из влиятельной еврейской деловой семьи. Обратившись в католичество, она вышла замуж за принца Фердинанда де Фосиньи-Люсанжа, а теперь стала его вдовой. Принцесса была знаменита своей конюшней скаковых лошадей и безумными тратами на туалеты. Неизменно сидя в первом ряду на показах новых модных коллекций, она обладала одним из лучших гардеробов в столице. В этих нарядах она блистала на ипподромах Отей, Лоншан и Шантийи. Ходили слухи, что каждое из своих платьев она надевает лишь единожды, а потом ее горничные наживаются на их перепродаже. Люси считала вздором подобные сплетни, но была не слишком удивлена экстравагантному виду этой женщины в серебристо-сером платье, дорожной шляпе и с сумочкой Morabito в руке, которая демонстрировала заинтригованной публике свой величественный профиль. Люси, подумав, что принцесса тоже стремится вернуться в столицу, подошла поприветствовать ее и обменяться парой любезностей.

— Вы заблуждаетесь, моя дорогая, — рассмеялась в ответ принцесса де Люсанж. — По той простой причине, что я только что приехала из Парижа. Там идут бои, всего в нескольких десятках километров к северу. Говорят даже, что немцы вот-вот войдут в город.

Она сделала небольшую паузу, а затем продолжила:

— Вы же не собираетесь ехать в столицу? Все, кто может, бегут оттуда любыми способами.

— Мне нужно вернуться к сыну, — просто ответила Люси, уже начиная сомневаться в своем решении.

Не желая опоздать на поезд, она поспешила попрощаться и стала дальше пробираться сквозь толпу. Теперь она беспокоилась и о том, что может ждать ее в Париже. Стиснутая плотным потоком людей, Люси с трудом добралась до нужного вагона. Когда она отдала билет проводнику, крепкие руки подхватили ее и втащили в поезд. Обернувшись, чтобы убедиться, что горничная с чемоданами следует за ней, Люси бросила последний взгляд на суетящуюся толпу. Весь этот беспорядок говорил о неготовности к происходящему. Она прошла в свое купе, села и закрыла глаза. Спустя десять минут раздался свисток локомотива, и поезд отправился в путь. Наконец-то она снова увидится с семьей.

4

Париж, июнь 1940 года. Новости в газетах публиковались с катастрофической задержкой. Пресса, работая в условиях жесткой цензуры, не сообщала о потерях французской армии за последние дни. Как и другие парижане, семья Шасслу-Лоба не знала, что 21 мая немцами были взяты Аррас и Амьен. Бомбы, сброшенные люфтваффе на пригороды и западные районы столицы 3 июня, привели к тому, что город быстро опустел. 10 июня его покинуло правительство, тем самым давая понять, что оставаться в столице далее не имеет смысла. Четыре дня спустя, 14 июня, Париж был объявлен открытым городом — этот статус должен был защитить его. Когда в столицу хлынула огромная волна танковых дивизий, жители, пытавшиеся уехать любой ценой, начали брать штурмом последние поезда. Неразбериха была полнейшей. Страна разваливалась на части. В огромном обеденном зале особняка на улице Константин царила атмосфера конца света. Над городом плыло гигантское облако черного дыма — горели топливные склады. В середине дня было темно почти как ночью. Вдалеке слышался вой сирен. Орудийные залпы звучали все ближе и ближе, заставляя дрожать стекла и хрустальные подвески большой люстры. Обед еще не был подан. В полумраке Мария-Луиза смотрела на сына — он вышагивал взад и вперед, пока она пыталась его образумить.

— Все уехали из города. Остаться здесь было бы полным безумием! Когда придут немцы, мы окажемся беззащитны. Нас ждут репрессии или даже резня. Нельзя подвергать себя такому риску, — говорила она.

В любом случае Мария-Луиза уже приняла решение. В его правильности ее окончательно убедило необычное поведение соседей тем утром: они приходили, уходили и наконец, наспех собрав чемоданы, разъехались на своих машинах. Наблюдая за ними из окна, Мария-Луиза думала о том, что ей и ее семье тоже давно пора было уехать. В тот же день после обеда Луи отправился в банк, чтобы забрать из сейфа хранившиеся там драгоценности. Однако он опоздал: двери отделения на улице Прованс были заперты. Персонал уже покинул город. Охранники, которые еще оставались, не желали ничего предпринимать. Хранилище было закрыто до дальнейших распоряжений. Мария-Луиза пыталась свыкнуться с мыслью, что немцы могут все разбомбить, разграбить, что все может превратиться в дым — диадема с аквамаринами и бриллиантами из ее приданого, украшения, которые предназначались ее дочерям Иоланде и Магде, а также старинные колье, броши и сотуары, унаследованные ею от матери. Удручающая перспектива. Нужно было спасать то, что еще можно спасти. Она распорядилась завернуть в газету столовое серебро. Самые ценные картины были убраны в подвал, следом за ними отправились несколько коробок с книгами, имевшими для нее особое значение, — их выбор дался ей нелегко. В этих коробках оказалась тетрадь с рецептами, написанными от руки, — подарок императрицы Евгении, крестной ее мужа, экземпляр книги «В поисках утраченного времени», принадлежавший ее матери, с дарственной надписью «Марии Стар, ярчайшей из звезд. Ваш Марсель», а также сборник стихов Д'Аннунцио, который итальянский поэт преподнес Марии-Луизе лично на балу во Дворце дожей в Венеции.

Готовясь к поездке, она велела горничным ограничить багаж самым необходимым. Несмотря на это указание, процесс отделения нужного от того, без чего можно обойтись, затянулся до позднего вечера. Наконец сумки