Шрифт:
Закладка:
Отвечающий секунду собирался с мыслями, а потом, блеснув в свете лампы стеклышками пенсне, твердо сказал:
— Стопроцентной уверенности нет. Еще слишком мало данных. Но исходя из полученных сведений, все указывает на большую вероятность этого предположения. Именно поэтому и было отдано распоряжение временно зачислить «Странника» в состав Особой Группы.
Пожилой, усмехнувшись в усы, положил трубку в пепельницу и насмешливо произнес:
— Да, товарищ Колычев был очень удивлен этим приказом. А еще больше удивился, когда мы его ввели в курс дела.
— Но может быть, лучше переправить «Странника» в Москву? Здесь на месте гораздо…
Пожилой поднял руку, прерывая собеседника, и отрицательно качнул головой:
— Ни в коем случае. Ты же помнишь слова Вольфа? Пусть все идет, как идет. А мы посмотрим…
* * *Я опять топал по лесу не один. Впереди сопит Гусев с проводником, за ним трое бойцов, из Могилевского полка НКВД, груженные, как кони. И все это шествие замыкала моя персона, тоже не налегке. На всех были навьючены мешки со взрывчаткой, как будто мы рейхсканцелярию будем на воздух поднимать. По мне, чем столько тащить, проще на месте найти или у фрицев позаимствовать. Они в эйфории сейчас пребывают, и их пощипать сам Бог велел. Еще автомат этот… ППШ был неудобен, как чирей в носу. Я-то привык к АКСу. Легкий, компактный, неприхотливый! Стрелять из него — одно удовольствие. Одной рукой за пистолетную рукоятку, другой за цевье, и поливай вволю! А здесь… За шейку приклада и за что еще?! Диск круглый, снизу держать неудобно — руку выворачивает. Сбоку же просто не удержать — выскальзывает. А перезарядка этого диска вообще песня! Поэтому я шел и бормотал послание Калашникову:
— Уважаемый Михаил Тимофеевич! Изобретите ваше чудо-оружие побыстрее. Просто мочи нет уже валандаться с этой финской недоделкой. Чухонцы точно свой «Суоми» нам как провокацию подбросили, а Шпагин и рад стараться. Вы уж, деда Миша, не оставьте нас заботами своими.
Хотя какой он деда. Молодой пацан, который, возможно, недалеко от меня воюет. И сама идея создания оружия ему еще в голову не приходила. Тут я даже с шага сбился. А для чего, собственно, ждать сорок седьмого года? Ведь компоновку «калаша» я и сам отлично помню. Надо будет только обдумать, как её преподнести. Не сейчас, конечно, попозже, когда патрон промежуточный изобретут. А изобретут его только в сорок третьем. М-да. Загвоздка. Но ничего, выкрутимся — главное идея!
Вообще, наш выход начался с интересного случая. Сидя за столом и набивая диск патронами, я машинально, под настроение, напевал под нос:
Мы выходим на рассвете, Над пустыней свищет ветер И уносит нашу песню до небес. Только пыль под сапогами, С нами Бог и с нами знамя И тяжелый карабин наперевес.Тут Гусев навострил уши и заинтересовался, что это я пою. Пожав плечами, на всякий случай отмазался — мол, не знаю. Серега же, подняв палец, сказал, что скорее всего это — Киплинг.
— Еврей?
— Почему еврей?
Майор даже обиделся:
— Англичанин. Но стихи у него отличные есть. Только, что песни на эти стихи существуют, я не знал. И мелодия хорошая. Боевая такая.
И набивая свой диск, стал мне подпевать. Да уж. Надо поосторожнее с фольклором быть. А то вот так выдам машинально что-то типа: «Товарищ Сталин, вы большой ученый…»
И далее по тексту. Не посмотрят, что контуженый. Моментом законопатят, следуя тому же тексту, в Туруханский край. Хотя мужики эти — что Гусев, что полковник — нормальные, но все равно, поберечься надо. А майор-то высокому не чужд. Киплинга знает. Я даже другими глазами на него смотреть начал. Не так уж он и прост, этот волкодав из НКВД…
Гусев остановился, вскинув руку. Все замерли. Вытянув шею, пытался разглядеть сквозь деревья, что его остановило. Ничего особенного. Он просто увидел подходящий мостик. Тот был перекинут через овраг, на дне которого бежала речушка. Я бы на него и не глянул, но потом, прикинув, что и как, мысленно одобрил майора. Овраг этот был длиннющий, как противотанковый ров. Рванув это сооружение, мы заставим немцев искать обходные пути или ладить новую переправу. Всяко-разно время они потеряют. После было еще два таких же моста. А потом, уже под утро, я увидел ЕГО. Немец стоял возле своего мотоцикла и, жуя колбасу, полкруга которой держал в руке, наблюдал, как несколько солдат выталкивают грузовик из большой промоины. На шее у фрица висел предмет моей зависти, еще из прошлой жизни. Не помню, как называется эта штуковина — не то горжетка, не то жоржетка, в общем, здоровенная бляха на толстой цепи. Мой знакомый такую прикупил за сумасшедшие деньги и сильно ею гордился. Никелированная, с фосфорными светящимися вставками, она производила сильное впечатление. А здесь такой же экземпляр на бесхозном фрице. Я подполз к Гусеву и зашептал ему в ухо…..
— Ты что, с ума сошел?
Серега ошарашенно уставился на меня. Ладно. Попробуем с другой стороны.
— Это ж фельдполицай! Он тут все окрестности пасет. Кто, куда, зачем едет — все знает. Во всяком случае, где находится штаб ближайшего полка, знает наверняка. А может, и дивизии. Мы туда сгоняем и на выбор, хоть майора, хоть полковника умыкнем. То-то Колычев довольный останется. Нам же — не слабо?
Я с надеждой смотрел на майора.
— Так бы сразу и сказал. А то бляха ему, видишь ли, понравилась!
Гусев быстренько расписал всем диспозицию, и мы приготовились.
К тому времени машину уже вытолкнули и к любителю колбасы присоединился его коллега, который руководил спасением застрявшего транспорта. Тоже с бляхой! Вот
