Шрифт:
Закладка:
Это и есть главная проблема, которую ставит в «Братьях Карамазовых» Достоевский: поскольку Церковь ушла от Христа к Иегове (от Любви к Закону), насколько правомочно ставить знак равенства между Первым и Вторым? Вот тут и появляется «слезинка ребенка» и построенная на ней «гармония мира», от которой отказывается Иван Карамазов.
Бунт Карамазова – это бунт Достоевского против ветхозаветного мироустройства, построенного на расчете и логике, на Законе и Истине, в которых нет Любви, которая выше Истины и Закона. Что такое следование Истине без Любви к ближнему? – Расчет. Что такое следование Закону без Любви? – Страх наказания. Многие ли люди соблюдали бы Закон и следовали Истине, если бы не верили с одной стороны – в райское блаженство, а с иной – в адские мучения? Недаром в другом месте Достоевский пишет, что если ему докажут как дважды два, что Истина вне Христа, то он предпочтет остаться с Христом, а не с Истиной.
Основная логическая ошибка Ивана в том, что он считает, будто цель ветхозаветного Бога – а он рассуждает именно с точки зрения верующего в Иегову, иного Бога ему просто неоткуда было узнать – осчастливить все человечество.
«Представь себе, – говорит он Алеше во время встречи в трактире, – что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице…».
Однако целью Бога никогда не было «осчастливить людей», «дать им гармонию» и тому подобная гуманитарная деятельность.
Цель Бога – произвести отбор достойнейших для выполнения новой (нам пока неизвестной) миссии. Бог этого и не скрывает. «Много званных, да мало избранных», – говорит Он, заранее зная, что спасутся (или обретут «гармонию» по ивановой терминологии) далеко не все, если не ничтожное меньшинство человечества.
Да, призваны к «спасению» – «наследованию Царствия Небесного» – все когда-либо жившие после Христа люди, но только единицы удовлетворят жестким критериям отбора. Остальные – отработанный материал, неудавшийся эксперимент. И Бог это знает, таковы изначальные Его условия, еще с тех времен, когда он «насадил среди языческих народов Израиль», который один мог «спастись» среди миллионов «язычников», большая часть которых даже и не подозревала о существовании «спасительного» ветхозаветного иудаизма.
Значит ли это, что такова была воля Божья? Отнюдь, всё это означает лишь то, что таковы наши представления о целях Творца и тех задачах, которые Он поставил перед человечеством. Тогда как Его реальные цели и задачи могут быть совершенно иными, но принципиально недоступными для нашего познания. И в этом единственное утешение для тех, кто верит, что Бог есть Любовь. Иначе вера в Него для каждого мыслящего человека может быстро превратиться в веру с отрицательным значением. И такому человеку только и остается вслед за Иваном Карамазовым воскликнуть: «Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет Ему почтительнейше возвращаю.» – «Это бунт», – тихо и потупившись проговорил Алеша.»
По существу, «Братья Карамазовы» – книга глубоко антирелигиозная в том смысле, что она заставляет усомниться в том образе Творца, который рисует официальная Церковь, смешивая грозного Бога Ветхого завета с новозаветным Христом. Очередной удар по самому драгоценному постулату христианства – «Бог есть любовь» – наносит житие старца Зосимы, в котором он рассуждает об испытании Иова Многострадального.
«Был муж в земле Ун, правдивый и благочестивый, и было у него столько-то богатства, столько-то верблюдов, столько овец и ослов, и дети его веселились, и любил он их очень и молил за них Бога: может, согрешили они, веселясь. И вот восходит к Богу диавол вместе с сынами божьими и говорит Господу, что прошел по всей земле и под землею. «А видел ли раба моего Иова?» – спрашивает его Бог. И похвалился Бог диаволу, указав на великого святого раба своего. И усмехнулся диавол на слова Божии: «Предай его мне и увидишь, что возропщет раб Твой и проклянет Твое имя». И предал Бог своего праведника, столь им любимого, диаволу, и поразил диавол детей его и скот его, и разметал богатство его, все вдруг как божиим громом, и разорвал Иов одежды свои, и бросился на землю, и возопил: «Наг вышел из чрева матери, наг и возвращусь в землю, Бог дал, Бог и взял. Буди имя Господне благословенно отныне и до века!» Отцы и учителя, пощадите теперешние слезы мои – ибо все младенчество мое как бы вновь восстает предо мною, и дышу теперь, как дышал тогда детскою восьмилетнею грудкой моею, и чувствую, как тогда, удивление, и смятение, и радость. И верблюды-то так тогда мое воображение заняли, и сатана, который так с Богом говорит, и Бог, отдавший раба своего на погибель, и раб его, восклицающий «Буди имя Твое благословенно, несмотря на то, что казнишь меня», – а затем тихое и сладкое пение в храме: «Да исправится молитва моя», и снова фимиам от кадила священника и коленопреклоненная молитва! С тех пор – даже вчера еще взял ее – и не могу читать эту пресвятую повесть без слез. А и сколько тут великого, тайного, невообразимого! Слышал я потом слова насмешников и хулителей, слова гордые: как это мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться перед сатаной: «Вот что, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!». Но в том и великое, что тут тайна, – что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе. Пред правдой земною совершается действие вечной правды. Тут Творец, как в первые дни творения, завершая каждый день похвалою: «Хорошо то, что я сотворил», – смотрит на Иова и вновь хвалится созданием
