Шрифт:
Закладка:
Что же мне делать? Неужто действительно прислушаться к совету тера Анри и сыграть на опережение в этой кровавой игре? Да нет, это нереально. Я не смогу поднять руку на молодую женщину, которая еще ничего плохого мне не сделала, и на малолетнего брата. Хорошо это или плохо? Не знаю. Наверное, хорошо для простого человека, но плохо для владельца замка.
Решение пришло в голову неожиданно. Бежать отсюда нужно! Не ждать, когда у Амелии с подельниками после отъезда Берина и Пангосиса окажутся развязаны руки, а взять да и уехать вместе с ними! А что? Тронуть меня при людях из магистрата Скуэли вряд ли посмеют, мой отъезд даст мачехе относительную свободу действий, а я окажусь обладателем эдакого «отложенного» статуса хозяина Кри. Получится что-то вроде замороженного конфликта. А лет так через пять-шесть, когда у меня будут другие силы и возможности, можно будет вернуться и навести порядок. Отличный план! Вряд ли в сложившихся обстоятельствах я смогу придумать что-то получше.
На этом решении и остановлюсь. А пока следует быть осмотрительным, чтобы подручные мачехи не придушили меня в темном углу, выдав это потом за результат очередного приступа. Это я убежден в том, что никаких приступов больше не будет, все остальные-то уверены в обратном.
Можно было до самого ужина, от участия в котором отказаться было бы совсем не вежливо, просидеть, запершись в своей комнате. Однако же было в замке еще одно место, посетить которое я был обязан, — семейный склеп Кейлоров. Все это до сих пор было для меня странно и необычно: имея полный доступ к памяти настоящего Тео, я при этом остался самим собой, сохранил свои собственные мысли, мироощущение и жизненный опыт. Так что на самом деле никаких сыновьих чувств я к усопшему не испытывал, однако это не отменяло необходимости отдать ему дань уважения.
12
Не хотелось, чтобы много народу было в курсе моих перемещений по замку, потому спустился вниз я не по основной, а по так называемой тайной лестнице. Тайной она по неизвестной мне причине называлась испокон веков, но никакой тайны в ее существовании не было — просто запасной выход. Как бы то ни было, пользовались ею не часто, потому неудивительно, что спускался я по ней в полном одиночестве. На мое счастье, на заднем дворе тоже было немноголюдно, так что попасться на глаза можно было только паре служанок, да и то сомнительно, потому как они были заняты своими делами.
Двери в усыпальницу были приоткрыты. Попытка осторожно потянуть одну створку на себя так, чтобы не произвести шума, не увенчалась успехом — старые петли издали душераздирающий скрип. Таиться более не имело смысла, и я ступил под старые своды, скупо освещаемые лучами заходящего солнца сквозь четыре узких оконца. Здесь было бы совсем темно в это время суток, если бы не десяток факелов, горящих в закрепленных по стенам держателях.
Стоящая у нового надгробия женская фигура в темном плаще испуганно обернулась на произведенный мною шум, но, узнав меня, тут же успокоилась.
— Амелия, — я вежливо кивнул головой, подходя к могиле отца.
— Теодор, — так же вежливо ответила женщина.
Она была молода, всего двадцати трех лет от роду, красива: аккуратная фигурка, бледная кожа и тонкие черты лица, пышные золотистые волосы, сейчас уложенные в замысловатую прическу. Если ко всему этому добавить, что она обладала покладистым характером и была достаточно умна, то выбор тера Ивена вполне можно было понять. Он и так тянул со второй женитьбой долгие пятнадцать лет — все никак не мог забыть мать Тео.
Амелию тоже можно было понять: как водится в таких делах, ее согласия вообще никто не спрашивал, родители дали согласие — вот и весь вопрос. Она просто безропотно подчинилась их воле, а дальше уже жила, действуя по ситуации. Так что я, в отличие от настоящего Тео, в своих бедах ее не винил. Правда, сейчас учитывать ее стремление отодвинуть меня от законного наследства придется.
— Скорбишь? — поинтересовался я сухо, всматриваясь в высеченный в камне барельеф с изображением отца.
— Сильнее, чем ты думаешь, — холодно ответила она.
— Однако же чувство скорби не мешает тебе активно управлять замком, — произнес я, как мне казалось, весьма многозначительно, намекая сразу и на ее связь с Симусом, в которой я нисколько не сомневался, и на стремление избавиться от меня как от единственной преграды на пути к единоличному обладанию Кри.
— А разве это запрещено? — Амелия смотрела на меня с вызовом, похоже, нисколько не опасаясь моей возможной реакции. Это сбило меня с толку, поскольку было совершенно непонятно: намеренно ли она пропустила мои намеки мимо ушей или просто не поняла их?
— Нет, если только твои действия не направлены против меня.
— Я не делала ничего предосудительного. Только то, что необходимо для процветания Кри! — после этого заявления она, резко развернувшись, направилась к выходу.
— Отлично! Но можно ведь было просто договориться со мной! — произнес я нарочито громко, чтобы успела расслышать. Знаем мы эти ваши нейтральные фразы двойного назначения. Кто угодно может заявлять, будто действует ради общего блага, просто у всех понимание этого общего блага свое. И то, что хорошо для нее, может быть смертельно для меня.
— А что, кому-то когда-то удавалось договориться с тобой? — женщину так возмутили мои слова, что она передумала немедленно покидать усыпальницу. — Ты никогда никого не слушал, все делал по-своему, и меня возненавидел с самого первого дня моего пребывания в замке! И Филиппа ненавидел так, что мы с Ивеном боялись хоть на мгновение оставить его без присмотра!
— Это все в прошлом! — ошарашенный этим неожиданным напором, поспешил я перебить вошедшую в раж Амелию. — Все изменилось! Вы с Филиппом моя семья, и я никому не дам вас в обиду!
— Что? Что ты сказал? — мачеха,
