— Ничего особо не говорили, — огрызнулся Моня, — я тебе всё уже рассказал. Один, бородатый такой, только спросил, мол, не убили ли они тебя. А то Грач шкуру спустит.

— Грач? — удивился я. — Это кто?

— А я почём знаю? — буркнул Моня, — в мою бытность всё больше себя Князьями да Королями называли. Не то, что сейчас — Рыбы, Грачи, Жабы.

— Единорожки… — хмыкнул я, не удержался, хоть обстановка и не располагала, видать, нервное. Но потом спросил, — Моня, тебе не видно сквозь камень, там сильно штырь этот от скобы вошел? Раскачать я смогу, как думаешь?

— Даже не думай, — через пару секунд заявил Моня, вернувшись, — эти скобы ещё сто лет назад делали, они насквозь вмурованы намертво. Их, разве что, только со стеной вынести можно…

Договорить Моня не успел, дверь с грохотом распахнулась и в подвал вбежали несколько человек. Один, бородатый, заросший мужик, моментально дал мне оплеуху:

— Кто дозволил мешок снимать, а? — моя голова аж мотнулась.

Соответственно, ответ я не дал.

— Отвечай, коли тебя старшие спрашивают! — вторая оплеуха заставила мои зубы так клацнуть, что я чуть не откусил язык.

Пока отходил от удара, в подвале появился ещё один человек — передо мной щерился в злой улыбке дядя Коля.

— Ты, щенок, я тебе что сказал делать? — от его первоначально ласкового вида не осталось и следа.

— Отвечай! — пнул меня бородатый.

У меня аж в ушах зашумело.

— Я тебе что просил, а? Я же тебя по-человечески просил! А ты? — в голосе дяди Коли прорезались истерические нотки. Он шумно втянул носом.

— Грач, давай я ему ухо отрежу? — предложил бородатый. — Или глаз выколю?

— Погоди, Пузырь, — усмехнулся дядя Коля-Грач. — Это мы завсегда успеем. Пусть сперва ответит, узнал или не узнал?

— Ты о спрятанных миллионах моего отца? — с наивным видом спросил я.

Очевидно дядя Коля-Грач не посвящал своих подельников в подробности данного вопроса, потому что они сразу полезли с вопросами и претензиями, завязалась ссора. Обозлённый дядя Коля врезал мне так, что подвал поплыл у меня перед глазами.

Всё. Дальше не помню.

— Геннадий… Геннадий… — кто-то осторожно тряс меня за плечо.

Сознание возвращалось, но открывать глаза не хотелось. Хотелось забиться в какую-то норку, укрыться одеялком, и чтобы никто не видел.

— Геннадий… — опять занудел кто-то.

— Поднесите ему нюхательную соль, так он быстрее очнется, — посоветовал второй голос, более резкий.

— Секунду. Подайте-ка флакон. Да, да, вот так, — удовлетворённо сказал голос, и тут мне под нос шибануло такой вонищей, что я аж зашелся в приступе кашля.

— Фу-у-у, — попытался оттолкнуть вонючку от себя, аж слёзы на глазах выступили.

— Геннадий, вы очнулись! И это хорошо! — удовлетворённо констатировал голос, я сфокусировал расплывающееся зрение — передо мной на корточках сидел… Фаулер.

— В-ввы-ы-ы? — я так удивился, что даже забыл о своём плачевном состоянии.

— Да, слава б-гу, успели, — облегчённо вздохнул он.

— А как? — удивился я и опять зашелся в кашле.

— Потом, всё потом! — отмахнулся Фаулер. — Уходим и быстро! Тех мы вырубили, но вдруг их было больше! Геннадий, вы на ноги встать сможете? Давайте-ка попробуем… осторожно… опирайтесь на меня…

Я, с трудом опираясь на руки Фаулера, встал на дрожащие ноги.

— Угу, — кивнул я.

— А идти сможете? — продолжил допрос Фаулер.

Я сделал шаг и чуть не завалился.

— Я держу, не торопитесь, — подсказал Фаулер и подхватил меня под руку. С другой стороны подхватил второй мужик.

— Нет, я сам, — не согласился Фаулер, — Подрезов, вы лучше идите-ка вперёд и дорогу смотрите.

Второй мужик, Подрезов бросил меня, вытащил наган и убежал вперёд. А я, поддерживаемый Фаулером, поплёлся вперёд.

— Вы сильно головой ударились, — сообщил мне Фаулер и озабоченно спросил, — вас не тошнит?

— Н-н-нет, — прохрипел я, — голова только кружится и говорить т-трудно.

— Ничего, главное отсюда выйти, а там уже мы вам доктора вызовем, — успокоил меня Фаулер.

Наконец, когда я уже устал до такой степени, что хотелось упасть прямо на каменный пол и умереть, мы вышли наружу.

Холодный ноябрьский воздух охладил разгоряченное лицо. Боль понемногу начала отступать. Нет, не ушла, а стала менее острой. Хотя, когда я попытался вздохнуть полной грудью, то не смог, закашлялся.

Мда, видать, били меня здорово.

Интересно, куда делся Моня? Я покрутил головой (по мере возможности) — одноглазый призрак моментально появился прямо у меня перед глазами.

— Туточки я, — сказал Моня и замялся, воровато зыркая на меня.

Уже зная его, сразу стало понятно, что он что-то натворил.

— Говори, — строго прохрипел я, следя за тем, что Фаулеру в это время что-то сказал Подрезов, и он меня не слышал.

— Да что тут говорить… — заюлил Моня, но я скорчил такую зверскую рожу, что ему пришлось рассказывать всё, как было.

В общем, что-то эдакое я примерно и подозревал. Увидев, как меня, в бессознательном состоянии, избивает дядя Коля, прямо сапогами по рёбрам (оттого и дышать трудно, хоть бы переломов не было), Моня не на шутку перепугался и, пометавшись немного по подвалу, принял, по его мнению, единственно верное решение — устремился к Фаулеру. Уж не знаю, откуда он его адрес знал, хотя Енох, может, говорил, но когда Моня появился у Фаулера, перед ним встал второй вопрос — как объяснить Фаулеру, что делать, если тот одноглазого призрака не видит и не слышит?

Но Моня с честью решил и эту задачу.

Когда Фаулер, по обыкновению, устроился в своём любимом кресле, закурил сигару и принялся читать свежий номер журнала «Советское искусство», Моня уронил ему прямо в раскрытый журнал листик от календаря. У Фаулера, как оказалось, была привычка, каждое утро отрывая листы календаря, не выбрасывать их, а складывать на этажерку. Потом его домработница забирала себе некоторые листы со стихами и рецептами.

И вот Моня стащил один лист и бросил его Фаулеру прямо на развёрнутый журнал.

Фаулер удивился, решил, что сквозняк. Он отложил листик в сторону и продолжил читать. Тогда Моня бросил ему еще один листик. И так несколько раз.

Когда удивлённый Фаулер поднял глаза, его взгляду предстала странная картина — календарный листик с этажерки