Спартанская вазопись наследовала и сохраняла архаический стиль 7 в. до н. э.: элементы орнаментальности, требовавшие заполнения всего доступного пространства «ковровой» живописью; статичность фигур в «канонических» позах, пришедших из других видов искусства. В этом состояла привлекательность спартанского стиля: он был более знаком потребителям греческих городов, а его строгость принималась во всем греческом мире как всеобщий стандарт.

В конце 6 в. до н. э. аттические мастера стали переходить к краснофигурной росписи: светлым фигурам на черном фоне. Этот новый стиль отмежевал новый стандарт от архаичного. Фактически была введена новая «валюта», обесценившая прежнюю, производимую во многих греческих городах – чернофигурные килики. Повсюду произошел упадок производства и завоз аттической керамики. Лишь Спарта не допустила на свою территорию иностранную керамическую «валюту», предпочитая оградить внутренний рынок применением своей железной валюты. Поэтому упадок вазописи здесь связан с сохранением суверенитета, а в других государствах, где наблюдался такой же процесс деградации вазописи (Коринф, Родос и Самос, Хиос, Этрурия, Южная Италия, а еще ранее – Аргос и Крит), он был обусловлен прямо противоположной причиной – подрывом суверенитета, присутствием аттической керамической «валюты».

Одновременно с доминированием аттических технологий изготовления керамики, в вазописи реализм прорвал плотину прежних запретов. Вместе с традиционными сюжетами, как общепринятый мотив, появился откровенный эротизм. Вместо своеобразных памятников божествам и героям мифов пришло «очеловечивание» мифологических сюжетов и срисовывание их с натуры. Этот взлет изобразительного мастерства, очевидно, был связан с глубоким общественным кризисом, который, в конце концов, уничтожил Древнюю Грецию. Наиболее стойкими в этом кризисе оказались спартанцы.

Был ли культурный упадок?

Идеология всегда была соблазном историков. Применение концепций современности к прошлому приводит к заблуждениям. Так произошло с принятием многими учеными концепции «культурного переворота», который будто бы превратил Спарту в закрытое милитаристское общество, враждебное всем прогрессивным влияниям. Подтверждение этому обстоятельству находят в исчезновении или упрощении образцов изобразительного искусства, найденных в Спарте. И сравнение их с афинским изобилием, наполнившим нынешние музеи.

Для подобной концепции все основания замкнуты на музейные экспозиции. В то же время, перемещение культурных ценностей и во времена Античности имело место не в меньшей мере, чем в войнах XX века. Если представить себе, что наши отдаленные потомки станут раскапывать остатки нынешней цивилизации, то им придется определить центрами античного искусства не только Афины и Рим, но и Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин, Санкт-Петербург.

Если сравнивать искусство Афин и Спарты периода архаики, то невозможно выделить лидера. Между тем, такое сравнение как раз вполне правомерно, поскольку сравнивается то, что уже не имело смысла перемещать: изменились культурные стандарты и вкусы, и материал архаики был оставлен современным археологам. Значит, именно в предметах повседневного быта мы только и можем видеть правду истории. Вовсе не в предметах роскоши.

Тут нас подстерегает другая проблема. Архаичное искусство трудно датировать, но еще труднее понять его истоки. Датировки кажутся исследователям настолько необходимыми, что они теряют чувство реальности и доходят до указания времени создания предметов материальной культуры с точностью до десятилетия. Но ведь минуло две с половиной тысячи лет! Можно наверняка сказать, что в добыче археологов слишком много того, что можно по произволу перемещать по временной шкале как минимум на сотню лет. Поэтому опрометчиво было бы заявлять о том, кто в рамках столетия был основателем того или иного культурного стиля или новатором в применении каких-то изобразительных приемов.

Еще одна проблема: более примитивные образцы можно выдать за праформы, а можно – за поделки неумелых мастеров, работавших на периферии культурного ареала или в провинции, где вкусы были менее притязательны. Одни образцы могут быть созданы придворными мастерами с привлечением иностранных учителей, другие – инородным провинциальным населением для местных нужд. Это также создает возможность для произвольных суждений, которые противопоставляют «развитые» Афины «неразвитой» Спарте. В Спарте, где влияние иностранцев было минимально, правда истории более очевидна, чем в Афинах, где перекрещивались торговые пути всего Средиземноморья.

Архаичная Спарта погребена под пластами иных культур и предоставляет не так много возможностей, чтобы судить о том, кто и как создавал предметы искусства, которые теперь собираются по крохам. Спарта к тому же значительно менее изучена, чем Аттика. Земля Лаконии таит в себе еще немало открытий. Мы можем делать лишь некоторые предположения, которые предстоит подтвердить или опровергнуть новыми научными исследованиями.

В сравнении с крито-микенской культурой, все изображения греческих мастеров 8 в. до н. э. примитивнее и безыскуснее. В то же время они родственны в неумелом изображении человека в миниатюрных произведениях. Микенцы и минойцы создавали реалистичные росписи в своих погребениях и, возможно, во дворцах (в последнем случае они сохранялись с меньшей вероятностью), но вазопись была символической. Также и у греков роспись керамической посуды в период архаики ограничивалась геометрическими бордюрами и самыми примитивными попытками отобразить сюжет с участием человека.

Около 6 в. до н. э. в Спарте и во всей Греции наблюдается стремительный культурный подъем, оставляющий «гомеровский период» далеко позади. И снова загадка. Если вазопись и архитектура испытывают подъем, то резьба по кости и скульптура остаются архаическими. Как будто автохтонные жители упорно придерживаются своих стандартов. Удивительно, но после 6 в. до н. э. резьба по кости в Спарте вообще исчезает из археологических находок, а скульптура отражается преимущественно в бронзе. Хотя керамические и каменные изваяния могли быть распространены не менее, в силу их традиционности и более доступной технологии. Но затем уровень бронзовых изделий также резко снижается, возвращаясь к стандартам ранней архаики.

Казалось бы, все это – обоснование культурного упадка. Но само отсутствие каменных изваяний при достоверно установленном факте бурного развития архитектуры в Спарте говорит о том, что перемещение культурных ценностей имело место – после государственного упадка Спарты. Архитектуру перемещать с места на место научились только в наше время. А скульптура, не говоря уже о более «легковесных» произведениях, во все века разносились по белу свету торговцами и завоевателями.

В 6 в. до н. э., по свидетельству Павсания, были построены самые известные архитектурные памятники Спарты – храм Афины Меднодомной, портик Скиада близ агоры, Трон Аполлона в Амиклах. Когда Спарта и весь Греческий мир пали в жестоких междоусобицах и оказались подчиненным Риму, Афины еще остались культурным центром. Спарта же превратилась в глухую провинцию, которой богатство было уже не по карману. Здесь сохранилась лишь местная экзотика, имитирующая прежние спартанские обычаи. Духовная архитектура для истории оказывается более хрупкой, чем каменная. Ну а перемещенные богатства Греции стали