Шрифт:
Закладка:
– Я, кажется, понял, – поддержал его Думминг. – Это как с карандашами. За последние годы я купил сотни карандашей, а сколько действительно исписал? Иногда у меня создается впечатление, будто кто-то тайком приходит и съедает их…
Он замер, и все услышали мелодичный звон:
«Динь-динь-динь».
– Что это было? Можно оглянуться? Меня ждет нечто ужасное?
– Выглядит как крайне озадаченная птица, – сообщил Чудакулли.
– С очень странным клювом, – добавил профессор современного руносложения.
– Интересно, а кто это все время звенит? – вдруг задумался Чудакулли.
О боже слушал внимательно. Казалось, он был готов верить всему. У Сьюзен никогда не было подобного слушателя, и она не преминула сообщить ему об этом.
– Думаю, все дело в том, что у меня напрочь отсутствуют какие-либо зачаточные знания, – пожал плечами о боже. – Вероятно, потому, что я не был зачат.
– Ну, в общем, примерно так обстоят дела, – подвела она итог долгому рассказу. – Как видишь, физические характеристики я не унаследовала… Просто смотрю на мир несколько по-другому, и все.
– Как?
– Для меня многих барьеров не существует. Например, вот таких.
Сьюзен закрыла глаза. Она всегда чувствовала себя лучше, если не видела, что делает. В противном случае часть ее разума продолжала бы настаивать на том, что подобное невозможно.
Она ощутила лишь холодок и легкое покалывание.
– Ну, что я только что сделала? – спросила она, не открывая глаз.
– Э… ты провела рукой сквозь стол, – ответил о боже.
– Вот видишь?
– Гм… полагаю, большинство людей на это не способны?
– Конечно!
– Кричать вовсе не обязательно. У меня очень мало опыта общения с людьми. Как правило, мое общение с ними начиналось вскоре после того, как в их комнаты заглядывало утреннее солнце. И по большей части они желали одного: чтобы земля немедленно разверзлась и поглотила их. Люди желали, разумеется, а не комнаты.
Сьюзен откинулась на спинку стула. Крохотная часть мозга сейчас тихонько твердила ей: «Стул есть, он настоящий, на нем можно сидеть…»
– И это еще не все. Я могу помнить то, чего еще не было.
– А разве это так плохо?
– Конечно! Потому что я не знаю… Послушай, я как будто подглядываю за будущим сквозь замочную скважину. И вижу только отдельные кусочки, но что они означают, не понимаю. Эти самые кусочки начинают складываться, только когда я прибываю, так сказать, непосредственно на место.
– Да, тут возможны некоторые проблемы, – вежливо заметил о боже.
– Ха, уж поверь мне! Самое мучительное – это ждать. Ждать и видеть: вот один кусочек ушел в прошлое, вот другой… То есть я не помню о будущем ничего полезного – только туманные намеки, которые не имеют смысла, пока не становится слишком поздно. Слушай, ты уверен, что не знаешь, почему и как оказался в замке Санта-Хрякуса?
– Уверен. Я только помню… знаешь такой термин: «бестелесный разум»?
– Конечно.
– Хорошо. Ну а теперь попытайся представить бестелесную головную боль. И вдруг – бац! – я лежу на спине и вижу вокруг много-много какого-то белого порошка, которого не видел никогда прежде. Полагаю, объяснение тут простое. Тебе нужно возникнуть – и ты возникаешь. Где-то. Где угодно.
– Не совсем… И возникаешь ты именно там, где нет того, кто, по идее, должен был там существовать… – пробормотала себе под нос Сьюзен.
– Что-что, прости?
– Ты возник в отсутствие Санта-Хрякуса, – пояснила Сьюзен. – Да, разумеется, сейчас страшдество, Санта-Хрякус должен разносить подарки, дома его в это время не застанешь, но его не было там вовсе не потому, что он был где-то в другом месте, а потому, что его больше нигде не было. Даже его замок начал исчезать.
– Эти воплощения-перевоплощения такая запутанная штука, – вздохнул о боже. – Но я постараюсь разобраться, обещаю.
– Большинство людей… – начала было Сьюзен и вдруг вздрогнула. – О нет. Что он делает? ЧТО ОН ДЕЛАЕТ?!
– НУ ЧТО Ж, ПОЛАГАЮ, РАБОТА ВЫПОЛНЕНА НА ОТЛИЧНО.
Сани с грохотом мчались по небу над заледенелыми полями.
– Гм-м, – произнес Альберт и шмыгнул носом.
– ТАКОЕ ТЕПЛОЕ ЧУВСТВО ВНУТРИ… КАК ОНО НАЗЫВАЕТСЯ?
– Изжога!
– Я УЛОВИЛ В ТВОЕМ ГОЛОСЕ НОТКИ НЕУМЕСТНОЙ СВАРЛИВОСТИ ИЛИ МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ? – спросил Смерть. – ТЫ ВЕДЕШЬ СЕБЯ ОЧЕНЬ ПЛОХО, АЛЬБЕРТ, И Я ЛИШАЮ ТЕБЯ ЗАСАХАРЕННОГО ПОРОСЯЧЬЕГО ХВОСТИКА.
– Мне не нужны подарки, хозяин, – произнес Альберт и тяжело вздохнул. – За исключением одного. Очнуться и увидеть, что все идет как прежде. Ты же знаешь, стоит тебе начать что-то менять, как случается такое…
– НО САНТА-ХРЯКУС МОЖЕТ ИЗМЕНЯТЬ. МОЖЕТ ДАРИТЬ ЛЮДЯМ ЧУДЕСА И РАДОСТЬ. И ВЕСЕЛО СМЕЯТЬСЯ. ХО. ХО. ХО. САНТА-ХРЯКУС, АЛЬБЕРТ, УЧИТ ЛЮДЕЙ СМЫСЛУ СТРАШДЕСТВА.
– То есть тому, как забивать весь скот, чтобы хватило еды на зиму?
– Я ГОВОРЮ ОБ ИСТИННОМ СМЫСЛЕ…
– А, понял. Тому бедняге, что нашел в своей похлебке странный боб, рубим голову и тем самым возвращаем лето?
– НЕ СОВСЕМ, НО…
– Тому, как загонять зверя, приносить пото́м его внутренности в жертву, стрелять из луков по яблоням и тем самым разгонять злые тени?
– В ЭТОМ ЕСТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЙ СМЫСЛ, НО…
– Или разводить огромный костер, чтобы намекнуть солнцу: мол, хватит прятаться за горизонтом, пора вставать и приступать к работе?
Пока кабаны перелетали через горный хребет, Смерть молчал.
– ТЫ ГОВОРИШЬ СОВСЕМ НЕ О ТОМ, АЛЬБЕРТ, – наконец сказал он.
– Но я не знаю, в чем еще может состоять настоящий смысл страшдества.
– ДУМАЮ, ТЫ МОЖЕШЬ ПОМОЧЬ МНЕ НАЙТИ ЕГО.
– Тут все вертится вокруг солнца, хозяин. Белого снега, красной крови и яркого солнца.
– НУ ХОРОШО. САНТА-ХРЯКУС МОЖЕТ НАУЧИТЬ ЛЮДЕЙ НЕНАСТОЯЩЕМУ СМЫСЛУ СТРАШДЕСТВА.
Альберт презрительно сплюнул:
– Ха! «Как было бы приятно, если бы все были приятны», да?
– ЕСТЬ И БОЛЕЕ НЕЛЕПЫЕ БОЕВЫЕ КЛИЧИ.
– О боги, о боги, о боги?
– ИЗВИНИ…
Смерть достал из-под плаща жизнеизмеритель.
– АЛЬБЕРТ, РАЗВОРАЧИВАЙ САНИ. ДОЛГ ЗОВЕТ.
– Который?
– СЕЙЧАС БЫЛО БЫ УМЕСТНЕЕ ПОЗИТИВНОЕ ОТНОШЕНИЕ. БОЛЬШОЕ СПАСИБО.
– Поразительно, – пробормотал Чудакулли. – У кого-нибудь есть еще карандаш?
– Эта тварь и так уже сожрала целых четыре штуки, – сказал профессор современного руносложения. – И щепочки не оставила. Ты же знаешь, мы покупаем карандаши на свои деньги.
Тема была болезненной. Как и любой другой человек, ничего не смыслящий в экономике, Наверн Чудакулли приравнял «надлежащий финансовый контроль» к подсчету канцелярских скрепок. Даже старшие волшебники должны были представить огрызок карандаша, чтобы получить новый из запертого ящика под столом аркканцлера. Разумеется, огрызки карандашей вечно куда-то деваются: их выбрасывают, теряют или они бесследно пропадают – поэтому волшебники были вынуждены
