Шрифт:
Закладка:
Все колонны Айя-Софии сделаны из мрамора. Всего использовалось 12 сортов мрамора: ослепительно белый – с Пароса; желтовато-белый – с Лесбоса; матово-белый – из Египта; красный и белый с зелеными и черными жилами фессалийский – с северо-востока Греции; белый с золотистым оттенком пентелийский – из Афин; пестрый – из Коринфа; белый с ярко-красными пятнами фригийский – с запада Малой Азии; медово-желтый – из Ливии; черный с белыми прожилками – из копей на побережье Босфора; зеленый – из Спарты и т. д. Из Сирии доставляли известняк, из Ливана – дерево. На декорирование храма ушло 36 т золота. Серебро и слоновая кость не подлежали исчислению.
Юстиниан хотел покрыть собор изнутри золотом – но придворные астрологи предсказали, что Византию ждет эпоха бедных императоров, которые попытаются соскоблить драгоценный металл со стен и потолков и повредят здание. После падения Константинополя и превращения собора в мечеть султаны продолжали привозить сюда артефакты с подвластных территорий: так, Сулейман I подарил Айя-Софии бронзовые светильники из Будина, а Мурад III – мраморные шары из Бергамы.
Величие здания оценили даже современники его строительства. Верующие, шокированные непривычной роскошью Святой Софии, рассказывали друг другу очередную легенду: к Юстиниану явился ангел с изображением собора на серебряной пластине, которое требовалось точно воспроизвести. Прокопий Кесарийский восторженно заявляет: «Этот храм представлял чудесное зрелище, – для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем – совершенно невероятным».
Через тысячу с лишним лет после Прокопия Кесарийского Айя-София продолжала удивлять людей – Гамсуна, например, поразила «мрачность и величавость архитектуры». Позже Гамсун рассказывал, что массивный собор будто давил на него – ибо повсюду преобладал серый цвет; лишь потом, присмотревшись, норвежец заметил на стенах мозаику.
Марку Твену Айя-София категорически не понравилась. Прибыв в Стамбул в 1867 году, сатирик увидел темное неприглядное здание, покрытое изнутри грязью, пылью и копотью. Твен пишет, что седая древность церкви, переделанной в мечеть, не трогает сердца и не прельщает взора, а ее крикливо-пышная роскошь не вызывает ни любви, ни восхищения. От прежней красоты не осталось и следа, исковерканные панели и балюстрады заросли паутиной. Однако даже скептически настроенный Твен называет собор исполинским, а его купол – головокружительно высоким.
Под огромным куполом Айя-Софии упокоились 5 султанов: Мехмед III, Селим II, Мурад III, Ибрагим I и Мустафа I, а также члены их семей. В 1205 году здесь похоронили венецианского дожа Энрико Дандоло – старость и слепота не помешали ему организовать Четвертый крестовый поход (1202–1204) и возглавить рыцарей, штурмующих Константинополь. Английский медиевист Джонатан Филипс отмечает, что дож служил непревзойденным источником советов и ободрения для остальных руководителей военной кампании. Находясь на острие атаки у стен Золотого Рога, Дандоло тем самым взывал к чувству чести крестоносцев – равно как и к их честолюбию.
13 апреля 1204 года – за 249 лет до Мехмеда II – город на берегах Босфора был захвачен европейскими рыцарями. Участник этих событий, француз Жоффруа де Виллардуэн утверждает: «Сгорело больше зданий, чем можно насчитать в трех величайших городах французского королевства». Крестоносцы утопили Константинополь в крови, вывезли произведения искусства и превратили византийскую столицу в груду дымящихся развалин. По свидетельству Никиты Хониата, захватчики ввели лошадей и мулов в Святую Софию, «чтобы удобнее было выносить оттуда священные сосуды и золотые и серебряные изображения, которые они срывали с престола и кафедры; когда же некоторые из этих животных поскользнулись и упали, они стали подгонять их мечами, оскверняя церковь их кровью и нечистотами».
Святая София оказалась не единственным оскверненным собором Константинополя. В церкви Христа Вседержителя – месте захоронения императоров из династии Комнинов – были ободраны все гробницы. Сегодня единственным остатком их великолепия является крохотный золотой штырь, расположенный слишком высоко в стене, чтобы его смогли вырвать. Тогда же, в 1204 году, Константинополь получил статус столицы Латинской империи, престол которой занял Дандоло. Вольную, но достоверную хронику этих событий излагает итальянский писатель Умберто Эко в романе «Баудолино». Он также дает любопытную характеристику павшему Константинополю: «Город не был в осаде, потому что неприятели, хоть и стояли кораблями на рейде, сами были расквартированы в Пере и перемещались по городу. Город не был и захвачен, потому что о бок с крещатыми завоевателями ходили люди императора. В общем, крестоносцы были в Константинополе, но Константинополь не был их».
Последствия Четвертого крестового похода были чудовищными. Монтескьё утверждает, что Латинская империя представляла собой лишь тень Византии – которая, в свою очередь, не имела никаких ресурсов к восстановлению. Латины владели Константинополем в течение 60 лет. За это время побежденные рассеялись по другим странам, а победители были заняты междоусобицами. В итоге торговлей завладели итальянские города – и Константинополь окончательно лишился своих богатств.
Норвич соглашается с Монтескьё и дает негативную оценку союзникам Византии, в первую очередь – венецианцам. Византийская империя медленно умирала на протяжении 250 лет – и Мехмед II лишь нанес coup de grace (удар милосердия). Настоящий смертельный удар настиг Византию еще в 1204 году, когда армия Четвертого крестового похода разграбила Константинополь и проложила дорогу франкским повелителям, которые обобрали страну и город. Византия перенесла удар, но не смогла от него оправиться. Ответственность за трагедию Норвич возлагает на Венецию – ибо «это были ее корабли, ее инициатива, поход проходил под ее руководством и выражал ее интересы». Венеция также получила самую большую выгоду от грабежа.
С тех пор обломки поруганной и разрушенной Византийской империи встречаются по всему миру. В начале XIII века святыни, мощи, драгоценную посуду, церковную утварь, колонны, статуи и обелиски массово вывозили из Константинополя. Сегодня их можно увидеть в старых церквях Германии, Австрии, Франции и Италии. Чего стоит одна похищенная и бережно хранимая в кафедральном соборе Турина плащаница – погребальный саван Иисуса Христа, на котором, как говорят, запечатлелся Его лик.
Конфликт Востока и Запада проявился не только в их вооруженном столкновении, но и в политических процессах континентальной Европы. Греческий поэт Деметриус Викелас говорит о принципиально разном отношении к этим событиям, которое уже в XIII веке раскололо Европу на два противоборствующих лагеря. По словам Викеласа, на Западе Четвертый крестовый поход воспринимался как защита веры; европейская знать может по праву гордиться тем, что она – внучка крестоносцев. Однако восточные христиане – свидетели рыцарских грабежей – забыли, что Крестовые походы когда-то имели христианский характер. «Появление крестоносцев знаменует собой начало упадка [Византийской] империи и предвещает ее конец», – утверждает Викелас.
На самом деле рыцари не совершили на берегах Босфора ничего экстраординарного. В эпоху Средневековья кража реликвий считалась богоугодным делом. Некоторые святыни изначально попали в Константинополь незаконно – например, кисть правой руки Иоанна Крестителя в 956 году похитил в Антиохии некий дьякон Иов. Десницу сперва привезли в Халкидон, а затем – в византийскую столицу; при этом у кисти отсутствовал большой палец (по легенде, его откусил паломник во время лобызания мощей).
Участник Четвертого крестового похода пикардиец Робер де Клари в мемуарах перечисляет, что обнаружили крестоносцы в одной только церкви Фаросской Богоматери: две части Животворящего Креста; наконечник копья, коим пронзили ребро Господа; два гвоздя, коими были пробиты Его руки и ноги; хрустальный сосуд с Его кровью и множество других реликвий. По воспоминаниям другого крестоносца, Жоффруа де Виллардуэна, рыцари набрали в Константинополе столько добычи, что никто не смог бы определить ее количество или ценность. Там были золото и серебро, столовая утварь и драгоценные камни, атлас и шелк, одежда на беличьем и горностаевом меху и вообще все лучшее, что только можно отыскать на земле. «Такой обильной добычи не брали ни в одном городе со времен сотворения мира», – пишет Виллардуэн.
Тогда же родилась полулегендарная история о конских статуях. Британский историк Томас Эсбридж сообщает, как Дандоло захватил восхитительную бронзовую скульптуру четырех лошадей и отправил ее в Венецию. Трофей покрыли золотом и установили на фасаде собора Сан-Марко, прямо над главным входом –
