Шрифт:
Закладка:
Ну все, кончено, довольно об этом. Передо мной альтернатива: отправиться в больницу или стереть все из памяти. Но прежде я хочу установить, с чего это началось. Тогда, что бы ни произошло со мной, мои записки будут найдены, и прочитавший их сможет сам решить, согласиться ли ему с мнением врача, что некоторый недостаток внутренней уравновешенности сделал меня жертвой суеверного страха, или принять мою точку зрения — что мое падение было вызвано вековой магией, коварным злом, корни которого теряются в глубине истории. Можно даже сказать, что тот, кто первым сотворил эту магию и с бесовской радостью заражал других, сея в своих наследниках по всему миру семена саморазрушения, — обессмертил себя.
Обратимся к началу. Стоял апрель, пасхальные каникулы. В Греции я уже бывал до этого дважды, но ни разу на Крите. Я стремился посетить Крит не ради изучения достопримечательностей Кносса и Феста[154], а ради удовольствия заняться своим хобби. Я немного увлекаюсь живописью, и в выходные дни или в школьные каникулы это для меня все. Мои работы хвалят знакомые из мира искусств, и я поставил себе цель — набрать картин для небольшой выставки. Даже если ни одна из них и не будет продана, персональная выставка была бы большим достижением.
А теперь коротко, в двух словах о себе. Я холостяк. Возраст — сорок девять. Родители умерли. Образование получил в Шерборне[155] и Брейзноз-колледже в Оксфорде. Профессия, как вы уже знаете, школьный учитель. Играю в крокет, гольф, бадминтон и, довольно плохо, в бридж. Интересы, помимо преподавания, как я уже говорил, — искусство и иногда, когда могу себе позволить, путешествия. И никаких пороков — до сих пор буквально никаких. Это не бахвальство, просто моя жизнь во всех отношениях не богата событиями. И это меня ничуть не тревожило. Наверное, я скучный человек. На избыток эмоций не жалуюсь. В двадцать пять лет был обручен с хорошенькой девушкой, соседкой, но она вышла замуж за другого. Было больно, но рана зажила меньше чем за год. У меня один недостаток, если это только недостаток, и, возможно, им-то и объясняется моя до сего времени монотонная жизнь. Это — нежелание общаться с людьми. Друзья у меня есть, но неблизкие. Сблизишься — начнутся всякие трения, только и жди неприятностей.
Я отправился на Крит в пасхальные каникулы, не взяв с собой ничего, кроме внушительных размеров чемодана и принадлежностей для живописи. Агент бюро путешествий, узнав, что меня не интересуют археологические достопримечательности, а я собираюсь порисовать, порекомендовал отель с видом на залив Мирабелон, на восточном его берегу. Мне показали буклет, и это вроде отвечало моим запросам. Привлекательно расположенное на морском берегу здание и отдельные шале ближе к воде, где спали и завтракали. Клиентура солидная: я, хоть и не считаю себя снобом, тоже не переношу бумажных пакетов и апельсинных корок. Две картины, написанные предыдущей зимой, — вид собора Святого Павла[156] под снегом и еще один — Хампстед-Хит[157], обе проданные любезной кузине, — окупали мою поездку, и я позволил себе маленькую слабость, хотя, по существу, это было необходимо, — по прибытии в аэропорт Ираклиона взял напрокат маленький «фольксваген».
Рейс, с ночной остановкой в Афинах, прошел приятно и без приключений. Но путь в сорок с лишним миль несколько утомил меня, так как, будучи водителем осторожным, я ехал не торопясь, а извилистая дорога, когда я добрался до гор, стала довольно опасной. Машины обгоняли меня, а встречные отворачивали в сторону и громко сигналили. Кроме того, было очень жарко и я проголодался. Вид синего залива Мирабелон и великолепных гор на востоке приподнял мое настроение. А когда я приехал в отель, красиво вписавшийся в окружающий пейзаж, и мне подали на террасу ланч, несмотря на то что было уже более двух часов дня — как не похоже на Англию! — захотелось отдохнуть и посмотреть свое жилище. Последовало разочарование. Молодой портье провел меня по садовой дорожке, обсаженной с обеих сторон яркими геранями, к маленькому домику, стиснутому с боков другими и с видом не на море, а на участок сада с площадкой для мини-гольфа. Мои ближайшие соседи — явно английская мамаша со своим выводком — приветствовали меня улыбками с балкона, увешанного сохнущими на солнце купальниками. Двое мужчин средних лет были заняты игрой в гольф. Я мог бы с таким же успехом отдохнуть в Мейденхеде[158].
— Это мне не подходит, — сказал я, поворачиваясь к своему сопровождающему. — Я приехал сюда рисовать. Мне нужен вид на море.
Он пожал плечами, пробормотал, что, мол, домики у моря все заняты и это, конечно, не его вина.
Я заставил его отправиться со мной назад, в отель, и сам обратился к клерку, ведающему приемом.
— Здесь какая-то ошибка, — сказал я. — Я просил шале с видом на море, и прежде всего уединенное.
Клерк улыбнулся, извинился, принялся перебирать бумаги, и последовали обычные отговорки: мой агент бюро путешествий не сделал специального заказа на шале с видом на море. Они пользуются большим спросом и уже все забронированы. Может быть, через несколько дней придут отказы, кто знает. При этом он уверял, что я прекрасно устроюсь в отведенном мне домике. Обстановка такая же, завтрак будет подаваться, и так далее, и тому подобное.
Я стоял на своем. Нет, меня не соблазнят ни английское семейство, ни мини-гольф. Не для того я летел за тысячу миль и выложил кучу денег. В общем, меня все это утомило и порядочно взвинтило.
— Я художник, профессор, — заявил я клерку. — За время пребывания здесь мне надо выполнить несколько заказов, и очень важно, чтобы у меня был вид на море и соседи, которые бы не мешали.
(В паспорте, где обозначается род занятий, у меня стоит: профессор. Это звучит лучше, чем педагог или учитель, и обычно вызывает уважение администрации.)
Клерк, казалось, был искренне огорчен. Продолжая оправдываться, он снова повернулся к полке с бумагами. Вконец раздраженный, я пересек просторный вестибюль и выглянул из дверей на склон, на море.
— Не могу поверить, — сказал я, — чтобы все они были заняты. Еще только начало сезона. Летом — может быть, но не сейчас. — Я махнул рукой
