— Чёрта… Разрушителя с два. Не дождётесь.

* * *

— Не работает? — спросила Нагма.

— Поймала, — смущённо признался я. — Не мог не попробовать.

Чёрная пластина на стене не реагирует на мою руку, и дверь открывается в кладовку. Не знаю, что бы я делал, если бы спасительный дом в странном нигде оказался доступен. Ничего, наверное. Но мне было бы спокойнее, зная, что этот выход у нас есть.

— Я так и думала. С той ночи Аллах не смотрит моими глазами. Наверное, мы исчерпали его терпение.

— Это просто какие-то дурацкие фрактальные штучки. Теконис бы объяснил, наверное. Не воспринимай близко к сердцу.

— Наверное, было бы лучше, если бы тот Чёрный меня убил.

— Не говори ерунды, — рассердился я. — Если бы не ты, Катрин бы умерла пятилетней. У меня не было бы жены, которую я люблю больше жизни, детей, тебя и внука — которых я люблю не меньше. Я готов драться за это до конца и дальше. И я никому никого из вас не отдам! Никогда!

— Ты такой упрямый, пап… — Нагма подошла и обняла меня. Впервые с тех пор, как убили её мужа. Я застыл, боясь спугнуть этот хрупкий контакт. — Мы же не виноваты, что такие, какие есть, правда?

— Агась, колбаса.

— Это мой агась!

— Твой. Пользуйся им почаще.

* * *

Казнь Джериса не сильно поправила международную ситуацию. В Багратии его сына считают законным наследником. Принц Варфин заочно водрузил себе на башку корону Калании, и, хотя она у него пока что виснет на оттопыренных ушах, всерьёз настроен мстить за отца. Очно короноваться ему негде, ведь Калания окончательно превратилась в «дикое поле», территорию без власти и даже намёка на какой-то порядок. Каждый барон сам за себя, и все против всех. Резня без цели и смысла, набеги друг на друга, на Меровию и даже на Багратию. Регион охвачен таким безумием, что мы не пытаемся его захватить, хотя смогли бы, наверное. Пусть сначала друг друга дорежут.

Война с Багратией и Киндуром потеряла в масштабе, но не в ожесточённости. Сил на крупные войсковые операции нет ни у нас, ни у них. Фронт не движется уже второй месяц, но если раньше это приводило к многолетним паузам для накопления сил, то теперь просто идёт бестолковое заваливание трупами нейтральной полосы. Когда кончаются снаряды, палят из ружей. Кончаются патроны — идут в штыковую. Атаки прекращаются, когда солдаты падают без сил, неспособные вылезти из окопа, но потом возобновляются снова. Это полное безумие. Глядя в синие глаза сына, я не удивляюсь: этот срез вошёл в коллапс, а коллапс и есть безумие. Я не могу это прекратить — даже если бы я отдал приказ об отводе войск, его бы, скорее всего, не выполнили. Армия превратилась в почти неуправляемую толпу одержимых убийством людей, так что пусть их порыв будет хотя бы направлен вовне, а не вовнутрь страны. На фронт подвозят еду и боеприпасы, туда потоком бредут добровольцы, и этот кровавый кошмар понемногу перемалывает себя сам, медленно, но безостановочно поглощая ресурсы и население страны.

На Юге вспыхнула гражданская война. Население Пригирота внезапно ушибло осознанием своей самости, и оно немедля поделилось на «северных ублюдков» (переселенцев из Меровии), «южных дикарей» (ассимилированных аборигенов) и «пришлых нахлебников» (иммигрантов из другого мира). Поделившись, занялось любимым делом — каждое сообщество назначило остальных виноватыми во всех бедах, после чего приступили к взаимному уничтожению. Изначально все три категории жителей были более-менее равномерно перемешаны во всех городах и посёлках. Это было сделано специально, чтобы не создавать диаспор, но теперь всё поменялось — «южному дикарю» с низовий Амазонки больше не рады у «северных ублюдков» в Претории. Волна погромов и изгнаний привела к тому, что Пригирот фактически раскололся на три части. На Юге, ближе к Нарнии, сконцентрировались аборигены. В районах, прилегающих к тоннелю, — северяне. А ближе к горам, в промышленном анклаве — переселенцы из погибшего среза. Последние оказались уступающими по численности индейцам, но превосходящими северян, но главное, они составляют абсолютное большинство среди технического персонала заводов. Поэтому их ополчение, в отличие от всех остальных, лучше вооружено и имеет прекрасное снабжение. Опираясь на это, они попытались захватить тоннель, потому что заинтересованы в поставках своей продукции. С этого момента «конфликт на национальной почве» перерос в полноценную гражданскую войну, и тоннель заблокировали. Разорённый войной Север остался без продовольствия, начался голод.

Из Нарнии на двух бронепоездах туда пробился Порток, притащивший с собой отборный корпус «команчей», но даже когда он отбил тоннель, поставки не возобновились. Всем не до урожая, слишком заняты резнёй. «Команчи» устроили реквизиции, выгребая зерно со складов и отправляя на Север, что вызвало новый виток насилия и не исправило ситуацию.

В нескольких областях вспыхнули голодные бунты. И они не прекратились даже после раздач продовольствия — крестьяне вооружались, уходили в леса, сами не вполне понимая, зачем они это делают, — в лесу уж точно жрать нечего.

Страна разваливалась и сыпалась сквозь пальцы несмотря на то, что я мотался из города в город, с завода на завод, с фронта на другой фронт. Днём и ночью, без перерывов и отдыха. Угрожал, уговаривал, гнал взашей и расстреливал. Авторитет графа Морикарского действовал даже в таких условиях. Люди на глазах приходили в разум и принимались действовать осмысленно, ситуация начинала выправляться. Но стоило мне уехать — всё ломалось снова.

Бронепоезд не гасил топки паровозов месяцами. Я отсыпался на перегонах и выматывался до потемнения в глазах на остановках. Андрий ездил со мной. Увы, в какой-то