— Ты можешь говорить вместе со мной, — произнёс он, положив свою голову на мою подушку, и мне уже становилось жарко от одного лишь дыхания парня, обжигающего кожу лица. Кончики наших носов касались друг друга, а я не знала, куда девать колено, чтобы случайно не задеть его мужского достоинство. — Могу рассказать тебе сказку на ночь, — усмехнулся он, играя пальцами по моей спине, которая медленно покрывалась потом.

— Знаешь, что я не могу понять? — начала я, уже полностью убедившись в том, что Боён сейчас в относительно адекватном состоянии.

— Что же?

— Ты сказал, что у тебя, наверно, есть девушка, но не общался с ней целый год. Как же можно было так заработаться, чтобы не заметить этого? — спросила я, надеясь, что он сейчас не будет говорить фразами из кинофильмов и сможет кое-как объяснить этот парадокс.

— Ты не поймёшь, Соник, — ответил он и сильно прижал меня за талию к своему телу. — С тобой всё будет по-другому, я обещаю. Я постараюсь, — последние слова он произнёс шёпотом, и я положительно кивнула, ведь реально ничего не понимала.

***

Проснулась я от невесомых прикосновений по лицу, щекочущих кожу. Ленясь открыть глаза, я пыталась отмахнуться, думая, что это пух от подушки попал на лицо, но, услышав тихий смех, поняла, что Боён пытается так меня разбудить.

— Если бы я подумала, что по мне ходит какая-то букашка, ты оглох бы от моего крика, — проговорила я безразличным тоном и широко зевнула, раскрывая глаза.

— Так и знал, что нужно будить тебя поцелуями, — ответил он с сожалением в голосе. — Хотя… ещё не поздно, — на этих словах он, сидя на коленях, нагнулся к моему лицу.

Я быстро среагировала, ладонью остановив его выступающие для поцелуя губы.

— Боён, — недоверчиво произнесла я, привставая, и первым делом проверила его лоб на жар. Тепло, но не горячо. — Ты как? Сейчас ты… нормальный? В смысле нормальный — такой, как обычно? — спросила я неуверенно, даже не зная, каким вообще мой сосед бывает обычно.

— Если ты спрашиваешь, спала ли температура и прошла ли головная боль, то да, — он кивнул, утешительно улыбнувшись, и взял меня за ладонь.

— А голоса? — всё не унималась я и резко вспомнила его слова, сказанные после ныряния вглубь. — Ты ведь их и раньше слышал, да?

— Нет, — ответил он дрожащим голосом и улыбнулся уголками губ. Я была уверена, что сейчас он врёт мне.

— Боён, если у тебя слуховые галлюцинации, то ты можешь рассказать мне. С твоей работой и образом жизни это даже не удивительно, — я сжала пальцами его ладонь, второй рукой поглаживая её, и увидела в его взгляде, что он готов сейчас признаться в этом.

— Нет у меня галлюцинаций, я ж не псих какой-то, — усмехнулся он, отцепляя свою ладонь, и быстро встал на ноги.

— А ведь говорил называть их душевнобольными, — буркнула я себе под нос и решила оставить всё, как есть.

Скорей всего, я столько вчера думала о его неизлечимой болезни, что сейчас пытаюсь навязать ему несуществующий диагноз, чтобы хоть как-то оправдать его странное резко изменившееся поведение, в которое именно я и влюбилась.

Госпожа Пак угостила нас вкуснейшим завтраком на крыльце своего дома с видом на море, и я даже была рада тому, что Боён потерял карту. Уже прощаясь с пожилыми людьми, подвёзшими нас до автовокзала, я понимала, что совсем не хочу, чтобы наша поездка в Сокчо заканчивалась. В Сеуле меня ждут переводы огромных статей, с которыми я, как всегда, запоздала, и, кто знает, может Боён, когда вернётся на работу, снова станет прежним занудным брюнетом, который постесняется даже взять меня за ладонь. С утра мы с ним ни разу не обсудили вчерашние признания друг другу в симпатии, и мне казалось, что он не хочет вспоминать об этом, так как жалеет о сказанном. Поэтому я решила, что буду играть по его правилам, да и больше не нужно притворяться молодожёнами.

— Надо взять что-нибудь поесть в дороге, — сказала я, когда мы сели на наши сидения, и быстро вскочила на ноги до того, как Боён занял своё место. Я чуть было не забыла про то, что опасно сидеть у окна рядом с этим парнем.

— Не надо, — он грубовато толкнул меня к окну и сел на своё кресло, — бабуля Пак положила нам пирожков и клюквенный компот — хватит на всю дорогу, — проговорил он безразлично, показывая на небольшой пакет у ног, который ему дала госпожа Пак.

Мне казалось, что там только коробка с подарком, и я неосознанно улыбнулась доброте старушки, которая бескорыстно позаботилась о незнакомой парочке, что даже стало стыдно перед ней за ложь о наших с Боёном отношениях.

— Может, поменяемся местами? — спросила я и заметила, что у парня сейчас совсем не было настроения.

— Зачем? — его голос отдавал холодом, и я была рада, что он не повернул голову, чтобы мне ответить.

— Ну вдруг ты захочешь поспать, прислонишь голову к окну, удобно будет, — оправдалась я, понимая, что сама не знаю, зачем мне меняться с ним местом, ведь я всегда любила сидеть у окна.

— Я не буду спать в дороге, — ответил он тихо, опустив голову вниз, и прикусил нижнюю губу, — сегодня я впервые за несколько месяцев выспался.

— Чай госпожи Пак тебе помог.

— Мне помогло то, что ты всю ночь сжимала мою ладонь, — он резко повернул ко мне голову и посмотрел на меня таким жалостливым взглядом, что я почувствовала себя виноватой, однако не знала, в чём провинилась. Мне захотелось взять его за ладонь, но я робела и решила, что это будет лишним.

Между нами повисла неловкая тишина, и, как назло, в автобусе было от силы десять пассажиров, которые отсыпались. Что неудивительно, кто ж будет ехать в столицу ранним воскресным утром. Господин Пак предлагал нам остаться на полдня, чтобы получше осмотреть город, и даже обещал самолично прокатить нас в свой выходной, но я, игнорируя просящие взгляды Боёна, категорически отказывалась. И сейчас начинала жалеть о своём желании, не находя нужного оправдания. Когда заревел мотор автобуса и транспорт, наконец, тронулся с места, я облегчённо выдохнула, так как боялась, что в любую минуту передумаю и выскочу на улицу. Скорей всего, настроение Боёна пропало из-за того, что мы уезжаем из Сокчо, ведь я видела, как сильно ему понравился этот город, что он даже умудрился заставить меня переночевать тут. И чтобы хоть как-то заставить его улыбнуться и прекратить эту дурацкое молчание, такое нетипичное для парня, я достала из рюкзака коробку с подарком.

— Держи. Как и договаривались, — улыбнулась я, протягивая ему коробку, и внимательно следила за его реакцией.

Кажется, у меня кое-что получалось, что он отвлёкся от рассматривания переднего кресла и посмотрел на меня с лёгким интересом в глазах.

— Я же вчера тебе не проговорился про свой подарок? — спросил он, с мучительной медлительностью открывая картонку.

— Нет, ты говорил, что в твоей коробке наш с тобой ребёнок, — усмехнулась я, только сейчас посчитав эти слова вполне забавными.