меня у одного безногого героя войны, с которым она хорошо ладит и навещает по выходным. Этот парень тратит все свое время на создание пазлов из железнодорожных плакатов, которые ему приносит Паула. Из них получаются потрясающие головоломки, и на каждую у меня уходит целый месяц. После чего я жертвую ее для пациентов больницы и получаю от приятеля Паулы следующую.

Из своего долгого опыта по части собирания пазлов я пришел к выводу, что один маленький и незначительный с виду фрагмент зачастую является ключом к целой картине, поэтому я постоянно высматриваю такой фрагмент. И точно так же во время работы я выискиваю какую-нибудь незначительную деталь, которая как будто и не имеет отношения к делу, а на самом деле – имеет.

Последний час я просидел у себя в офисе, погруженный в невеселые мысли. Было самое начало восьмого. Офис уже закрылся на ночь. Осталась только бутылка виски.

Я набросал кое-какие заметки, которые выглядели впечатляюще, однако не особенно много добавляли к сути.

И, просматривая список возможных зацепок, я остановился на имени Дугласа Шеррила. Почему же, спрашивал я себя, Дженет неожиданно разорвала помолвку за неделю до гибели Макдональда Кросби? Этот факт как будто не имеет никакого отношения к делу, однако мог иметь. Нельзя утверждать наверняка, пока я не выясню, по какой именно причине сорвалась помолвка. Кто может мне рассказать? Очевидно, сам Дуглас Шеррил, только я не могу пойти к нему, не выдав себя, а пока что я был к этому не готов. Тогда кто еще? Я сверился со своими записями. Возможно, Джон Стивенс, дворецкий Кросби. Неплохо было бы выяснить, что за человек этот Стивенс. Если он покажется мне заслуживающим доверия, мне будет на кого положиться. Марта Бендикс сказала, он теперь работает у Грегори Уэйнрайта.

Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, сказал я себе и принялся искать телефон Уэйнрайта в справочнике. Я набрал номер, и после второго или третьего гудка чей-то торжественный голос произнес:

– Резиденция мистера Уэйнрайта.

– Это мистер Джон Стивенс? – спросил я.

Последовала пауза, после чего голос с опаской отозвался:

– Стивенс у телефона. Прошу вас, представьтесь.

– Моя фамилия Маллой. Мистер Стивенс, я хотел бы поговорить с вами об одном важном и деликатном деле. Оно связано с семьей Кросби. Вы не могли бы встретиться со мной сегодня вечером?

Снова последовала пауза.

– Я не понимаю вас. – Голос принадлежал человеку старому, вежливому и, возможно, несколько недалекому. – Боюсь, я вас не знаю.

– Может, вы слышали о фирме «Юниверсал сервисес»?

Да, о «Юниверсал сервисес» он слышал.

– Это моя фирма, – сказал я. – И мне очень важно поговорить с вами о семье Кросби.

– Сомневаюсь, что у меня есть право обсуждать моего бывшего работодателя, – ответил он сухо. – Прошу прощения.

– Но вы ведь можете послушать то, что скажу я. После того как я объясню причины, возможно, вы согласитесь сообщить мне нужные сведения. Если нет, ничего страшного не случится.

На этот раз пауза тянулась дольше.

– Хорошо, я встречусь с вами, однако не могу обещать…

– Прекрасно, мистер Стивенс. На углу улиц Джефферсон и Фелман есть кафе. Можно встретиться там. В котором часу вам удобно?

Он сказал, что придет туда в девять.

– На мне будет шляпа, перед собой я положу газету «Ивнинг геральд», – сказал я.

Он пообещал, что найдет меня, и повесил трубку.

До нашей встречи оставалось еще два часа, и я решил провести это время в баре Финнегана.

У меня ушло несколько минут на то, чтобы запереть контору. Пока я поворачивал ключи в замках, защелкивал сейф и закрывал ставни на окнах, я думал о медсестре Герни. Кто же ее похитил? Зачем ее похитили? Жива ли она еще? От подобных мыслей не было никакого толку, но они растревожили меня. Продолжая размышлять, я вышел в приемную, огляделся и убедился, что все уснуло до завтра, пересек комнату, вышел в коридор и запер за собой дверь.

В конце коридора я заметил невысокого, плотно сбитого мужчину, который топтался рядом с лифтами, читая газету. Он не поднял головы, когда я прошел мимо него и нажал кнопку вызова лифтера. На мужчину я взглянул мимоходом. У него была смуглая кожа, очень грубая, покрытая оспинами. Внешне он смахивал на итальянца, хотя мог оказаться и испанцем. Его темно-синий саржевый костюм лоснился на локтях, а у белой рубашки были грязные манжеты.

Лифтер распахнул дверцы лифта, и мы с макаронником вошли. На третьем этаже лифт остановился, чтобы взять Манфреда Уиллета, который посмотрел сквозь меня пустым взглядом, после чего принялся с интересом изучать заголовки вечерней газеты. Он говорил, что хочет держать наши дела в секрете, но мне показалось, это уже несколько чересчур – не узнавать меня в лифте. Однако он платит, ему и заказывать музыку.

Я купил в киоске номер «Ивнинг геральд», давая Уиллету возможность выйти из здания, не наступая мне на пятки. Я видел, как он отъехал в «олдсмобиле» размером с дредноут. Парень с грязными манжетами плюхнулся в кресло в фойе, читая свою газету. Я прошел по коридору к заднему выходу, пересек переулок и оказался в баре Финнегана.

В баре было шумно, полно табачного дыма и суровых персонажей. Я сделал всего пару шагов в сторону моего любимого столика, когда меня перехватил Олаф Крюгер, владелец «Академии бокса» на Принсес-стрит.

Олаф был ненамного крупнее жокея, с лысой, как яйцо, головой и чертовски умный.

– Привет, Вик, – сказал он, пожимая мне руку. – Пошли выпьем. Несколько недель тебя не видел. Чем занимался?

Я пробил нам дорогу к барной стойке и подмигнул Пэту Финнегану, который в поте лица трудился под двойным рядом неоновых огней, наливая пиво.

– На бои я ходил довольно регулярно, – сказал я, когда Олаф забрался на высокий стул и, угрожающе орудуя локтями, хотя никто не воспринимал его угрозы всерьез, расчистил для себя немного пространства. – Просто почему-то не видел тебя. Этот парнишка, О’Хара, в отличной форме.

Олаф замахал Финнегану крохотными ручками.

– Нам виски, Пэт! – выкрикнул он пронзительно и резко. – О’Хара? Да, форма у него будь здоров, однако он не держит боковой контрудар. Я все время ему талдычу об этом, а он не слушает. Вот однажды он нарвется на какого-нибудь парня, который будет об этом знать, и кранты.

Следующие полчаса мы говорили о боксе. Олаф был не в состоянии обсуждать что-либо еще. За разговором мы съели по клубному сэндвичу и выпили по три двойных виски.

К нам присоединился Хьюсон, спортивный обозреватель «Геральд», и настоял, что за следующую выпивку