традициями этатизма и социального определения национальной и личностной идентичности, социологизация подходов к исследованию литературы получила выражение в преимущественном интересе к механизмам влияния социальных институтов на литературную культуру, формам социальной организации литературной системы, социальной прагматике функционирования литературных текстов. Среди наиболее значительных фигур здесь можно отметить И. Тэна, «культурно-исторический метод» которого, наследующий «исторической школе» О. Тьерри и Ж. Мишле, получил развитие в трудах Г. Лансона и Г. Брандеса, а позднее отозвался в идеях таких представителей социологической эстетики, как Ж.-М. Гюйо и Ш. Лало. В целом для этого этапа характерен подход к литературе в традициях идущего от Ш. Монтескьё критического анализа социальных институтов, опора на «эмпирику», а позднее – на эксперимент, демонстративный утилитаризм редукции литературного к социальному. Функции общей теории выполняет при этом позитивистская философия, что сказывается на известной биологизации социального и натурализации исследуемых феноменов. Разработка методологических подходов, которые позволяли бы фиксировать рефлексивную (и институционально-специализированную) позицию исследователя, ощутимо блокируется в данной традиции жесткой закрепленностью методологических проблем познания за философской эпистемологией (фактор, кстати, определяющий и современную ситуацию во Франции; ср. название специального издания по социологии знания – «Социологическая эпистемология» («Social epistemology: A journal of knowledge, culture and policy»). Дело будущего историка дисциплины – проследить, в какой мере и в каких формах оказались эти факторы определяющими для развития французской социологии литературы ХХ в.

В Германии стимулом для выработки социологизирующих представлений о литературе явились труды И. Г. Гердера, оказавшие – через романтическую эстетику И. Г. Фихте, Ф. и А. Шлегелей – влияние на Ж. де Сталь и Л. де Бональда. Гердеровский сравнительно-исторический подход, последовательно релятивизирующий нормативные определения литературного (и культурного) материала, позволил ввести литературу в контекст культуры в целом, т. е. использовать методологический прием, богатейшие возможности которого реализуются впоследствии преимущественно герменевтикой, но, к сожалению, почти не оценены социологией литературы. Кроме того, внимание к национальной специфике, к «народной литературе» систематически тематизировало «чужой», инокультурный материал, что – в совокупности со сравнительными принципами исследования – с неизбежностью включало в определение литературы и круг внимания исследователей экстраэстетические аспекты словесности. Это, в частности, касалось моментов функционального генезиса и обусловленности литературных форм как общественных феноменов, что противостояло как классицистической апелляции к самодостаточности канона, так и позднейшей романтической идее превосходства творческого акта над его продуктом. Характерно, что именно в этой традиции ранее всего возникает понимание культурной значимости феноменов массовой и тривиальной словесности. Здесь появляются и первые ее эмпирические исследования[100].

Гердеровские идеи получили развитие в условиях становления немецкого национального государства, выработки принципов национальной политики, формирования национальной культуры, что переносило внимание социальных мыслителей на проблемы культурной идентичности нации и на область культуры в целом. Кроме того, здесь необходимо учитывать и влияние со стороны такой значимой интеллектуальной традиции, как философская эстетика И. Канта, Ф. В. Шеллинга, а впоследствии – Г. Ф. Гегеля. Последнее обстоятельство способствовало значительной теоретизации проблематики исследования литературных феноменов при сохранении преобладающего интереса к философской («духовной») значимости литературы и широких культурологических рамок соотнесения литературных фактов. В дальнейшем традиции философской спекуляции и социального критицизма дали различные, в разной мере авторитетные и порою любопытно взаимодействующие филиации в рамках социологического подхода к литературе в Германии. Устойчивая традиция преимущественного внимания к смысловым компонентам действия и последовательная методологизация исследовательских подходов позволили немецкой социологии литературы, усвоившей достижения критики идеологии, социологии знания и социологии идеологии (от К. Маркса до К. Маннгейма), наметить в последнее время в работах отдельных представителей рецептивной эстетики перспективы сближения герменевтически-ориентированного литературоведения и феноменологической социологии знания в широком культурологическом контексте.

Существенным моментом, который необходимо учитывать при анализе исторических этапов развития социологии литературы, является соотнесенность социологии в целом как дисциплины с другими интеллектуальными традициями. Сложность процессов институционализации социологии литературы, на которую здесь приходится лишь указать[101], объясняется необходимостью усвоения (переформулирования, истолкования, критики и т. д.) ею других, более авторитетных интеллектуальных традиций и школ в процессе выработки собственной институциональной идентичности. Дифференциация содержательных типов социологического анализа, конструирование собственной эксплицитной традиции, формирование референтных ориентаций и репертуара институциональных ролей в области социологии литературы проходит во взаимодействии с другими типами специализированных элит и разграничивающих и легитимирующих их полномочия традиций. В данном случае среди них стоит отметить прежде всего то влияние, которое оказывает на интеллектуальную специализацию и ролевую идентичность социолога литературы литературоведение – дисциплина, выступающая преимущественной и полномочной инстанцией кодификации представлений о литературе, поддержания стандартов литературности и рационализации суждений о литературных (эстетических) феноменах. Напряжение между этими дисциплинами во многом и определяет формы и этапы развития социологического подхода к литературе.

При историческом рассмотрении обнаруживается, что идеями, содержащими возможность социологической постановки вопросов, оказались захвачены те области нормативного литературоведения, в рамках которых исследовалась проблематика отражения в литературе тех или иных аспектов действительности, в том числе и социальной. Среди них выделяются работы, рассматривающие: а) проблематику селективного представления в литературе определенных сторон действительности (содержательных конфликтов, тематизируемых литературой), б) факторы, обусловливающие характер подобного отбора. Работы такого плана обычно входят в категорию, характеризуемую как «социологический метод в литературоведении». В первом случае мы имеем дело с большим количеством публикаций, посвященных отображению какой-то определенной темы в литературе того или иного жанра и периода (наряду с традиционно литературоведческими, имеются и работы социологов средств массовых коммуникаций, использующих формализованную технику контент-анализа и т. п.). Во втором случае интерес исследователей привлекают социально-классовые и идеологические характеристики, обусловливающие мировоззрение художника и его «творческий метод». Таковы прежде всего труды Г. Лукача по социологии романа, драмы и т. д., а также работы В. Беньямина и представителей Франкфуртской школы, П. Бюргера[102], Л. Гольдмана и его последователей и др.

В наименьшей мере социологическому осмыслению оказалась доступна проблематика исследования экспрессивной техники, вплоть до настоящего времени являющаяся доменом почти исключительно литературоведов. Это может быть объяснено следующими обстоятельствами:

а) В общей социологии (теории и методологии социологического познания, социологии культуры и т. д.) долгое время отсутствовал развитый и специализированный аппарат анализа ментальных и знаниевых структур в их социокультурной обусловленности. Подобные разработки характеризуют обычно поздние этапы развития любой дисциплины в ее эволюции от предметных интересов к эпистемологическим и методологическим вопросам. Наряду с этим проблематика процессов рационализации в обществе и культуре, чрезвычайно значимая для немецкой социологии начала века, оказалась позднее в силу различных исторических обстоятельств и национальных традиций социологии гораздо менее релевантной в других странах.

б) Помимо общих моментов развития научных дисциплин, нужно отметить еще и тот факт, что специфика «литературного» в Новейшее время все в большей мере квалифицируется исходя из особенностей экспрессивной техники. С частичным вытеснением нормативных компонентов эстетической оценки «техническое» все в большей мере становится синонимом «собственно литературного», а владение техникой и навыками ее специализированного анализа становится конструктивной характеристикой статуса таких агентов литературной системы, как «литературный критик», «академический литературовед» и т. п. Выступая уже в качестве символа «литературного», совокупность экспрессивно-технических средств (и способов их анализа) становится основанием институциональной нормы и в этом качестве включается в процессы и механизмы воспроизводства институтов литературной системы, ответственных за квалификацию литературного потока, экспликацию и поддержание литературной традиции и т. п. При этом общекультурная «сверхавторитетность» литературы в рамках литературной системы находит свое выражение в нагружении технических, «формальных» эстетических конвенций содержательным значением, превращающим их в групповую норму со всеми следующими отсюда ценностными, идеологическими, а стало быть, претендующими на универсальность моментами[103]. Тем самым владение средствами анализа экспрессивной техники становится символом групповой солидарности, легитимности определенных статусов в литературной системе и условием ее стабильности в процессах ее воспроизводства, т. е. моментом, ограничивающим возможности формальной рационализации в данной сфере.

в) В ситуации культурного напряжения между формальным и содержательным аспектами рационализации, в частности, литературоведческих представлений о «художественности» и т. п. категориях релятивизация эстетической («литературной») нормы проявляется прежде всего на «чужом», до– или инолитературном материале (таков, например, подход представителей исторической поэтики, литературоведческого структурализма, мифологической критики и др.). Нередко в этих