— Стену разбирать не будем, — говорил отец. — Кому нужны каменные хоромы, пусть сам везет себе булыжники. А стена пригодится. Вдруг еще какая напасть сойдет с гор?

— Тогда, может, поднять ее повыше? Сузить наполовину и сделать хотя бы в три роста, — предложил Кнут.

— А зачем? Волки не перепрыгнут, медведь не перелезет.

— Тролли?

— Троллей здесь лет сто уже не видели.

— А таких червей и того больше! — резонно возразил Кнут.

— Хорошо. Соберем урожай, и займешься стеной. Только не спеши. До снега лучше привезти камня побольше, а зимой можно класть.

— Если класть зимой, летом могут пойти трещины, — с внешней стороны подошел Эмануэль, мамиров жрец, в каких-то неузнаваемых тряпках. А ведь у него есть хорошие одежды. Отец ему каждый год дарит в благодарность за службу и советы.

— А если отложить до лета, то в Сторбаше появится много погребов, выложенных камнем, а стена не поднимается даже на палец. Так что ты хотел нам показать?

Жрец жестом показал следовать за ним и легким шагом пошел в сторону горы. Он вроде бы и не торопился, но нам пришлось перейти на рысь, чтобы поспевать за ним. Отец с Кнутом продолжали спорить насчет стены, а мы с Дагом вынужденно последовали за ними бок о бок.

— Значит, вторая руна? — выдавил я.

— Я этого не просил, — ответил Даг.

— И кого ты прирезал?

— Рабов. Троих.

— Понравилось?

— Не помню. Я горел. Хромая сказала, что сломанная кость начала гнить. Пока не уплыл торговец, отец выкупил всех его рабов. Пообещал свободу всем, кто останется в живых, когда я получу вторую руну.

— Сдержал слово?

— Конечно. Отец всегда держит слово. Пятерых освободил. Хотя мать ругалась. У нас ничего не осталось. Ни доспехов, ни оружия, кроме того, что на нас, ни утвари дорогой, ни скота. Одна корова да один конь.

Я глянул на дядьку Кнута. Он, как ни в чем не бывало, в привычной одежде, ехал рядом с отцом и ни словом, ни взглядом не намекал на постигшие его беды. Всегда за плечом. Всегда прикрывает спину.

— А почему он отцу…

— Он запретил. Сказал, что ты в своем праве. Я оказался не таким, как он. И он запретил с тобой драться. Даже в шутку.

— Ну, ничего, — натужно улыбнулся я, — ты вон какой здоровенный. Немного подучишься и сможешь в ватагу пойти. Вон, Дагне бы команда не помешала.

— Я не пойду. Останусь тут, буду пахать, строить стены. Помогать отцу.

Я чуть с лошади не свалился. Даже забыл о том, что Даг мне больше не друг.

— Как? Ты что мне говорил? Помнишь, как мы собирались стать сторхельтами? Чтобы одним ударом рассекать скалы и одним взмахом весла переплывать моря? А кто обещал, что набьет морду Фольси и возляжет с Орсой? Ты хочешь остаться двурунным на всю жизнь? Шарахаться в ужасе от жалких червей? Слушать песни о чужих подвигах?

— Мне слава не нужна, — спокойно сказал Даг. — Это ты всегда рвался куда-то и хотел стать равным богам, я же просто шел за тобой. Но и в этом я оплошал.

— А если… — я сглотнул, — если я снова позову тебя с собой?

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— А позовешь? — и отвернулся. — Неважно. Ты уже не сможешь доверять мне. А я не смогу, как раньше, прикрывать тебе спину. Ничего. Кто-то должен и пахать, и торговать, и свой город защищать. Я один раз чуть не умер. Мне хватит.

— Даг, а…

— За меня не думай. Я зла не держу. В спину не ударю.

Мы доехали аж до той горы, возле которой я впервые увидел след червя. Все зверье и впрямь ушло из этих мест, откочевало в безопасные леса. До полей червь не добрался, так что хлеб не пострадал. А вот земля, по которой он прополз, выглядела чудно, словно его огонь не просто прошел по ней, а пропалил там раны. Отец спрыгнул с коня, опустился на колено и пощупал спекшуюся корку.

— Гладкая, как старое топорище, — сказал он и с силой ударил обухом своего топора по земле. Зазвенело, будто он о железо постучал. — Надо кузнеца сюда привезти. Эмануэль. Ты это хотел нам показать? Что это за такое и нет ли в этом зла?

— В одной из легенд есть упоминание о камне, что появляется из земли после сильного огня. Там говорится, что мечи из него получаются слишком хрупким, зато ножам нет равных по остроте. Если рассечь руку таким ножом, то даже боли не ощутишь, пока не хлынет кровь. А еще из такого камня можно сделать сильные обереги.

— И вот эта корка и есть такой камень?

Эмануэль потер обрубленные пальцы.

— Нужно проверить. Но если это он, ты сможешь продать его торговцам.

— Кнут, займись этим. И надо расширить поля. Дагна сказала, что пара деревень хочет перейти под мою руку, если я выделю им землю.

— А чего так?

— Вождь помер, а новый не интересуется землями, все приключения ищет. Пока он с воинами отсутствовал, на тех островах какая-то зверушка завелась, скот режет, на людей охотится. Вот они и хотят уплыть оттуда.

Потом они начали обсуждать, сколько кораблей туда послать, кого попросить, где им лучше строиться, сколько мужиков дать в помощь, чтобы успели дома до зимы поставить. И вообще лес надо заготовить заранее. Сразу после уборки хлеба надо за ними прибыть. И все это было так скучно, что я чуть себе челюсть не вывихнул, пока зевал. Почему бы не спросить, что там за зверушка? Может, всего лишь медведь какой? Хотя медведь медведю рознь. Вон на отцовской кровати лежит такая шкура, что не дай Фомрир ее хозяина вживую увидеть. В пасти две головы разом может поместиться, а если бы он встал на задние лапы, то вытянулся бы в два-три моих роста. А может, и тролль. Я шкуру тролля ни разу не видел. Только в песнях говорится, вот, мол, герой убил тролля, пять раз чуть не помер, но убил, честь ему и хвала, личный поклон Фомрира. Ха, поклон Фомрира. Для Фомрира убить тролля все равно, что мышь затоптать. Я ж не кланяюсь всякому, кто мышь убил.

— Кай! — не в первый раз позвал отец. — Ты что думаешь?

— Думаю, что жрать охота. Мы уже тут полдня топчемся.

Отец помрачнел, но развернул лошадь, и мы вернулись в Сторбаш.