– Привет, Джейми. Где твоя Клэр? – снова хрюкнул от смеха Морозов.

– Он у тебя головой слишком часто ударялся? Или его каждый день роняли на кафельный пол по несколько раз?

– Без понятия, – пожала плечами Александра. – Надо у его родителей узнать.

– А тебе… – осторожно поинтересовался Андрей, понизив голос до доверчиво-заговорщицкого тона, – то есть вам плохо не будет?

– От чего? – несколько удивлённо отозвался Джеймс.

– Ну там… три ведра острых крылышек, например.

– А тебе не плохо от неправильного использования падежей? Нет? – снова выгнул бровь Джеймс, даже не пытаясь скрыть сарказм в своём голосе. – Ну вот и я себя хорошо чувствую.

Молчание повисло в кафе писком кассовых аппаратов, негромким переругиванием сотрудников и громким телефонным звонком одного из посетителей. Андрей даже не стал пытать удачу, играя с Джеймсом в гляделки: сразу повернулся к электронному меню над кассами и прищурился, вглядываясь в маленькие цифры. Джеймс поджал губы, всем своим внешним видом показывая крайнюю степень непонимания этой жизни. Александра же пнула валяющийся под ногами рюкзак и ущипнула Андрея в бок. Морозов болезненной ойкнул и повернулся к Александре.

– За что?

– Невежливо поворачиваться к собеседникам спиной. – Схватив одну из салфеток, Александра сложила ее несколько раз, с силой провела ногтем по сгибу, превращая некогда рифлёную поверхность в гладкую и ровную, а затем резким движением разорвала бумажку.

Морозов громко и нервно сглотнул, проследив за движениями пальцев Александры.

– А… – приосанившись, Андрей попытался стащить одно крылышко, но тут же получил по рукам журналом, – а если умереть, то правда попадёшь в Ад?

– Ты где нашла этого мальца, Звягинцева? – съязвил Джеймс.

– Я не говорила, как меня зовут, – нахмурилась Александра, отложив в сторону разорванную салфетку, и скрестила на груди руки.

– А мне и не нужно спрашивать, чтобы это знать. А ты, – Джеймс ткнул пальцем в Морозова, – вряд ли попадёшь в Ад. Ты слишком глуп для этого. Да и там сейчас в принципе пусто.

Андрей возмущённо подавился воздухом и громко кашляну, заставив губы Александры растянуться в ухмылке. Помедлив еще немного, Морозов откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы куртки, пытаясь придать себе как можно более беззаботный вид, и выгнул бровь. Он мог бы быть тем самым спортсменом из глупых комедий, в которого влюбляются все девушки школы, если б не поношенная джинсовая куртка вместо куртки леттерман2 и польские кеды с кривым «Абибас» вместо фирменных с тремя полосками. И почему только Александра раньше не обращала внимания на эти мелочи?

– Александра сказала то же самое, – отстранённо протянул Андрей и тряхнул головой, отчего чёлка снова упала ему на лоб и глаза. – А почему?

– Ну, знаешь, – уголки губ Джеймса нервно дёрнулись, но улыбка не сошла с его лица; только стала более острой и рваной, – люди ходят, донатят в церковь и получают кэшбек в виде индульгенции. Это когда тебе прощают все грехи и так далее и тому подобное. Даже не нужно перед смертью исповедоваться. Удобная вещь. Настоятельно рекомендую. Еще можно оформить месячную подписку в виде свечек, исповедей и воскресных служб. В принципе тоже работает.

– Я знаю, что такое индульгенция. На уроках истории проходили.

– Поздравляю. Возьми из ведра крыло, – Джеймс подтолкнул красно-белую полосатую картонную упаковку к Андрею. – Еще вопросы?

Вопрос, крутящийся у Звягинцевой на языке, не требовал ответа. Александра в принципе не была уверена, что хочет знать правду, что ускользала от неё между пальцем мелким речным песком. Александра чувствовала подвох в происходящем, но не могла найти ни одного разумного объяснения, а потому, набрав в лёгкие побольше воздуха, твёрдо и уверенно отчеканила:

– Кто ты?

Джеймс замер, так и не перелистнув страницу. Он поднял взгляд исподлобья на Александру и хмыкнул.

– А тебе какая разница? Сказал бы, что я вас ждал, но это будет ложью. А вот то, что вы испортили мне чудесный вечер – чистая правда. Поэтому вам лучше либо поскорее сказать, зачем вы пожаловали, либо свалить, пока я еще в настроении с вами разговаривать.

– А с чего ты взял, что мы пришли к тебе? – парировала Александра точно таким же тоном. – Влез в наш разговор и думаешь, что все внимание теперь приковано к твоей персоне?

– Да вы на все кафе сказали, что вас сюда послал Асмодей, – хищно оскалился Джеймс. – Что, рыжий черт, побоялся сам прийти? По глазам вижу, что побоялся. Ладно, говорите, зачем он послал вас ко мне.

Звягинцева едва заметно заёрзала на стуле, прикусила изнутри щеку и отвела взгляд, когда поняла, что Джеймс пытается перехватить все ее внимание на себя. Она хорошо знала этот приём: Стас порой делал то же самое, отвлекал и заставлял Александру забыть все, чем она занималась. Но Вознесенский был знакомым для неё человеком, Джеймс же… нет, не пугал Александру, но заставлял чувствовать себя неуютно. И с каждой секундой, что Звягинцева тянула с ответом, температура вокруг них словно повышалась, кожа начала покрываться мелкой испариной, а дышать становилось все сложнее даже невзирая на жужжащие над ухом кондиционеры.

Сдув несколько упавших прядок со лба, Звягинцева попыталась подвинуться вместо со стулом, но только безуспешно дёрнулась и, оставшись сидеть на месте, вздохнула.

– С моим другом… – Александра осеклась, – парнем. – Смутившись, она быстро поправила себя: – Бывшим, парнем. В общем, с ним… произошло несчастье.

– Несчастье? И ты пришла, потому что хочешь, чтобы я занял его место?

– Что?.. Нет, – Александра подавилась воздухом от нахлынувшего возмущения. – С чего вдруг…

– Успокойся. Я пошутил. Ты не в моем вкусе.

Андрей неловко хрюкнул от смеха, и Александра развернулась к нему с такой силой, что едва не столкнулась лбом с навязчивым непутёвым стажёром, от которого у Звягинцевой за неделю свалилось на голову столько неприятностей, сколько она не получала за все девять лет работы с Вознесенским.

– Так что там с твоим другом? – Джеймс откинулся на диванчик и закинул ногу на ногу.

– Ему нездоровится, – уклончиво ответила Александра.

– Нездоровится? Когда людям нездоровится, они ходят не ко мне, а в церковь. А лучше в больницу. Могу помочь только с одной проблемой – бесплодием, – едко хмыкнул Джеймс, хрустнув журналом и пробежавшись взглядом по строчкам.