Шрифт:
Закладка:
Гимназия Рущинской и Миронович – единственное из учебных заведений Евпатории, существовавшее без постоянных ассигнований из казны. Ее попечительскому совету приходилось поднимать плату за обучение выше, чем в остальных средних учебных заведениях города[158]. Только-только в середине августа 1920 года определили ее рамер за первое полугодие в 40 тысяч рублей, а уже непосредственно перед самым началом учебного года по согласованию с попечительским советом увеличили до 50 тысяч рублей. Чуть позже уже родительский комитет постановил довести оплату до 100 тысяч рублей за полугодие[159]. Чтобы помочь неплатежеспособным семьям и сохранить в гимназии ученический контингент, создали систему поддержки через стипендии – городские, земские, от частных лиц. Около 20 процентов учеников нуждались в финансовой поддержке. Правда, в списке таковых Алисы Розенбаум нет[160].
Поддерживали учителей и учащихся и другими способами. При Крымском краевом правительстве по заявке попечительского совета гимназии продовольственный отдел Евпаторийской городской управы отпускал сахар к чаепитиям, которые родительский комитет организовывал на переменах. Тоже через продотдел распределяли между обносившимися педагогами мануфактуру и нитки – чуть ли не первую необходимость в быту: по две катушки черных ниток № 40 или № 50 и по столько же белых № 50![161] Распределительный принцип в отношениях государства и граждан только формировался, но вскоре стал их неотъемлемой частью.
Если в начале Первой мировой войны было сделано смягчение в отношении требований к внешнему виду учениц и Одесское попечительство рекомендовало «ввиду вздорожания жизни не принимать стеснительных мер к учащимся в соблюдении установленной формы одежды и обуви»[162], то в конце 1917 года администрация учебных заведений заказывала в продовольственной управе галоши (!) для учащихся и учителей: мужские, женские, детские[163]. А в 1920-м уже никто не обращал внимания на одежду. Алиса, преодолевая пронизывающий евпаторийский ветер, шествовала в свою гимназию в тонких заплатанных башмаках, в летней куртке, перешитой из материнской вещи. Как водится, после нее одежду и обувь донашивали Наташа и Нора.
Гражданская война не только принесла смерти и лишения, создала острейшие проблемы воспитания сирот и обучения калек, но и углубила расслоение населения по идеологическому принципу. Управление учебными заведениями Одесского учебного округа в период власти в Крыму Деникина и Врангеля информировало школы, что денежная прибавка по семейному положению выдавалась только чинам армии и военного ведомства. А семьи, находившиеся на территории, контролируемой Советами, прибавок вообще не получали[164]. Аттестаты и свидетельства, выданные учащимся по декрету большевиков, были признаны недействительными, и их заменили новыми документами; учащимся, переведенным с неудовлетворительными знаниями в следующий класс, после возвращения белогвардейцев были назначены обязательные испытания[165].
Кроме того, школьная жизнь осложнялась проблемой беженцев, существовавшей еще с 1915 года. Вышестоящее начальство призывало руководителей учебных заведений принять самые энергичные меры к обеспечению учащимся-беженцам полной возможности продолжить образование и зачислять их сверх комплекта. Конечно, евпаторийские педагоги принимали требования к неуклонному исполнению. Дом Погоржельского, в котором на тот момент находилась гимназия Рущинской и Миронович, из пяти комнат, оборудованных 85 партами, еще до начала войны стал тесен для развивающейся гимназии. По этой причине руководство школы заявляло, что больше 250 учениц принять никак не может[166]. Сущим адом были несколько месяцев с февраля 1920 года, когда за эти же 85 парт сели во вторую смену ученицы казенной женской гимназии, здание которой было реквизировано врангелевским правительством для размещения военнопленных[167] (впоследствии большевики разместили в нем, кроме школы II ступени № 2 – бывшей женской гимназии, еще и школы I ступени № 17, 18, 19 и 20).
Каждая власть предъявляла жесткие требования к начальствующим лицам ведомства народного просвещения, сообщая о жалобах на формальное и безучастное отношение к детям беженцев, и циркулярно наставляла: беженцев принимать сверх комплекта; снисходительно относиться к утрате ими документов, уровню их знаний и возрастной норме, освобождать от платы за обучение и испытания[168].
Первого сентября 1919 года Алиса начала и 29 мая 1920 года завершила обучение в шестом классе гимназии. Решением педагогического совета она была переведена в седьмой класс[169]. В классе Алисы числились 43 ученицы. 26 из них (60,5 процента) поступили в гимназию в революционные годы: в 1917 году – девять, в 1918-м – 11, в 1919-м – шесть, в том числе Алиса.
«Движение» учащихся, то есть прибытие в учебные заведения и выбытие из них, в эти годы было интенсивно как никогда. Его география много говорит о политической ситуации в стране. В гимназию Рущинской и Миронович были приняты бывшие ученицы московских образовательных учреждений: гимназии Шписс, частной гимназии Алферовой и Елизаветинского института; харьковских Мариинской Александровской гимназии и гимназии Левковец; кинешемской гимназии; царскосельских Мариинской и Юрьевской гимназий; петроградских Черкасской гимназии, гимназий Мушниковой и Кротовой; Симферопольской гимназии Станишевской[170].
В апреле 1919 года, в период власти Советов, было прекращено преподавание Закона Божьего, а преподаватели уволены (как мы помним, в Петрограде девочки семьи Розенбаум, будучи иудейками, эти уроки посещали; то же было и в Евпатории).
По воспоминаниям Айн Рэнд, в Евпатории ее учительницами были «старомодные дамы-монархистки, переживавшие восход коммунизма с мрачной покорностью». В 1919 году штат гимназии Рущинской и Миронович составляли 16 учителей, а также врач и письмоводитель. Русский язык преподавала Е. М. Крыжановская, математику и физику – К. А. Есаев. Алиса изучала немецкий и французский языки, а также латынь. В 1919/20 учебном году по всем трем предметам у нее была оценка «удовлетворительно» – «тройка», выражаясь современным языком[171]. Это довольно странно, ведь мы помним, что в Петербурге у нее была гувернантка из Бельгии.
Алиса оказалась самой младшей в своем классе. Ее одноклассницы были на два-три года старше, что не странно, зная тогдашние политические реалии. По словам Айн Рэнд, она, приехавшая из столицы, вскоре стала интеллектуальным лидером класса. Писательница вспоминала:
«…было молчаливое признание моего превосходства. У меня не было личных друзей, у меня не было подружек, но меня сразу посчитали “мозгом класса”, что меня удивило».
Математика и логика больше
