Мой рот непроизвольно приоткрываются на каждое его аккураное движение. Я ловлю его дыхание, а он мои стоны. Я задыхаюсь от них, от поцелуев, но я лучше сдохну, чем позволю этому прекратиться.

Тела наши становятся липкими от пота, я беру на себя смелость запрокинуть руки на его спину и вжать в себя сильнее, чтобы каждой клеточкой тела ощутить его приятную тяжесть, насладиться ароматом и безумством, которым мы оба наделены с этого дня.

Границы все стёрты, рамок больше нет. Мы оказались за чертой, которую сами же провели. Больше нет никакой дружбы. Есть только я и он. И наше дыхание в унисон.

В какой-то момент ощущаю как напрягаются его мускулы, как дрожат его ноги. Он замедляет темп, а потом кончает, задрав голову кверху и издавая гортанный стон.

Рухнув на моё тело, его член выскальзывает из меня. Позволив себе отдышаться, он приподнимается слегка, удерживает вес на руках.

Я прикрываю глаза, жду пока сама восстановлю дыхание, и через несколько минут осознаю, что он так и нависает надо мной, не сводя с меня серьёзного взгляда.

— Что такое? — спрашиваю я, и не надеясь, что он что-то ответит.

— Да так, — пожимает плечами, улыбнувшись уголком губ. — Наверное, показалось.

— Что именно?

Он качает головой, скатывается с меня на постель, так и оставив меня без ответа.

Лишь где-то посреди ночи, я снова слышу его тихий и ровный голос. Слышу, потому что не могу позволить себе уснуть. Ведь он обнимает меня, прижимает к своей груди. Так тесно, что я могу почувствовать биение его сердца.

— Этого больше не должно повториться, — говорит он, касаясь губами затылка. — Мы совершили ошибку.

А потом он разворачивается от меня на другой бок. Безжалостно лишает своего тепла, к которому я успела привыкнуть.

Я молчу. Тихо глотаю слёзы до самого утра, чтобы не разбудить Кирилла.

А на что я ещё могла рассчитывать?

Иногда мне кажется, что я живу в другой реальности. Возможно, даже на страницах любовного романа, перенасыщенного трагедией об отравленной любви. Пять минут назад мне ещё отводилась главная роль, а на следующей странице всё меняется. Моя роль уходит на второй план. И кто знает, на какой странице моё имя вновь всплывёт...

Глава 27. Кирилл

Я идиот. Напрочь лишился рассудка. Окончательно выжил из ума.

Я не должен был! Не должен был допускать подобного! Чёртов придурок, повёлся на провокации девчонки, как какой-то наивный подросток.

Нахрена?

Знаю, в моём случае это не оправдание, но я заколебался уже противоречить сам себе. У меня больше не было сил идти вразрез своим мыслям, а их было столько... Они словно огромный метеорит свалились на мою голову.

Я заперся в своей квартире. Только и делал, что размышлял сутками напролёт. Искал в связи с Яной хоть какие-то плюсы и, к сожалению, даже находил их.

Я пришёл к выводу, что секс с Яной станет чем-то вроде лекарства от бессонницы и других проблем, возникших у меня с её появлением.

С её приходом мои нервы стали ни к чёрту. Не мог расслабиться. Даже глаза закрыть спокойно не мог, чтобы перед ними не появился образ полураздетой Яны. Последнюю неделю мне снилась исключительно она. Во снах мы занимались сексом. Хотя секс здесь по большей части играл второстепенную роль, но то, какие ощущения я испытывал...

Ощущения были далеки от воображаемых. Я прикасался к ней, чувствовал аромат её тела, ощущал вкус её кожи, слышал стоны и не мог насытиться всем этим. Всё происходило словно наяву. Такие реалистичные сны мне никогда ещё не снились.

Думаю, не нужно пояснять в каком состоянии я просыпался и что делал первым делом?

Стыдно признавать, но я столько за год не дрочил, сколько за прошлую неделю.

Я думал, если воплощу свои фантазии в реальность, если всё-таки пересплю с Яной, то смогу вернуться к своему привычному образу жизни. Смогу, наконец, отвлечься и переключиться на что-то другое, кроме Яны. Избавлюсь от дерьма в голове, в котором я копаюсь круглыми сутками.

Единственное, чего я так боялся — я думал, что одного раза мне будет недостаточно.

Но знаете что? Мне хватило. Я насытился сполна.

Бессонница и эротические фантазии, мучающие меня целую неделю, стали причиной элементарного недотраха.

А теперь всё. Закрыли эту тему.

Нужно решать и другие вопросы, хотя бы то, что на замену бессоннице пришла куда большая проблема. Угрызение совести, но с этим я как-нибудь справлюсь. По крайней мере, спокойно спать она мне ни коим образом не мешает.

Сон нормализовался, что я даже не слышал как Яна сбежала из моего дома. Наутро она исчезла, прям как сраная Золушка.

Она ушла, ничего мне не сказав, не объяснившись. Лишь оставила записку, в которой говорилось, что та возвращается к родителям. А это значит, что я всё сделал правильно.

Не знаю, правда, как мы будем смотреть после всего этого друг другу в глаза, но я-то уж точно постараюсь избежать ненужных встреч.

Я эксперт в этом деле. Залечь на дно после разового секса — принцип моей жизни.

— Ярый, ты чего сегодня такой загруженный всю тренировку? Даже тренера ни разу не послал? — спрашивает Гришка, когда в числе самых последних я вхожу в раздевалку, насквозь пропахшей потом.

С кислой рожей дохожу до своего места, стягиваю с себя хоккейный свитер, падаю на скамью и принимаюсь молча расшнуровывать конки.

Делаю вид, будто не слышу никого. Будто вокруг меня нет никаких идиотов.

— Да ты чё, Грих! У него же вчера был последний день спора, — сидя на лавке напротив, подключается Серый, ехидно посмеивается. — Проиграл, вот и бычится. Так ведь, Ярый?

Ухватившись за концы шнурков, я резко поднимаю голову. С силой тяну за верёвки, мечтая обмотать их вокруг шеи Уварова. Взять клюшку, и херакнуть со всей дери, чтобы хребет раздробился в мелкую крошку.

— Что, не получилось уложить Янку на лопатки? — Серый нарочно протягивает её имя, изображая на лице вселенское удовольствие.

Я стискиваю до боли зубы, тяну сильнее и шнурки рвутся на части. Психую. Кое-как размотав шнурки, снимаю коньки и швыряю их в баул.

— Янка? Это та, с которой Кирюха пришёл на свадьбу? На неё вы поспорили? — искренне удивлён Гришка, а затем он уже обращается ко мне: — В натуре? Она же мелкая совсем! Вы бы хоть совесть поимели!

Странно. Думал, Серый уже всем разболтал о нашем с ним споре и о том, кто именно является его предметом. Ну, хоть здесь он оказался надёжен.

— Она совершеннолетняя уже, — сквозь зубы говорю, оправдываюсь перед самим собой.

— Ага! И трахается, наверное,