А кисти рук я стал разминать не просто так, навстречу нам шла компания местных, вроде и числом почти одинаковым с нами, всего шесть человек, но сильно покрепче обоих Петров и уже тем более Аркаши. Один прям очень здоровый, под два метра, кулаки — гири, и орет:

— Куда прёте, салаги?

«Мимо не разойтись», — понимаю я. Маньяк Бейбут ощерился во всю свою мелкую пасть, он уж точно готов заломить половину соперников, а вот два Петра и Аркашка струхнули. Я так точно радовался драке, то, что она будет, и к гадалке не ходи, а тут такая удобная ситуация, их немного, ножей, дубин, кастетов не видно. Э… да мне прёт! Они бухие. Я не стал ждать словесных претензий, и, пользуясь тем, что внимание здоровяка отвлечено на высокого Аркашу, бью его в челюсть. Да, снизу вверх, но тот, оторвав ноги от земли, летит головой в забор! Минус один. Его собратья по несчастью опешили, видимо, в деревне так не принято, надо сначала поговорить, поугрожать, поглумиться. Сразу бить? А в чём удовольствие?

А мне нравится! Цепляю ближнего подсечкой и бью его тоже в челюсть, одного удара хватит. Соперники ещё открывают рты, а я уже среди них, левой апперкот одному, и правой прямой в челюсть следующему. Бейбут успел выбить только одного, он бить может, но в драке не смыслит ни хрена, не надо добивать, лови момент! Подсёк ногу одному, толкнул второго, и получил пяток секунд форы. Ах, как я дрался тридцать лет назад! Палка, бутылка, стул, стол, бывало всё шло в дело! Сейчас я словил память от меня прежнего, вижу всё, и всё могу. Вот здоровяк пытается встать — подсечка, и вколачиваю сверху пяток ударов. Хватило бы одного, мой тренер по боксу Степурко из Ростова говорил так: «В драке будьте осторожны, бьёте без перчаток, люди будут отлетать с одного удара».

Так собственно и было. Акцентированная серия ударов и соперников нет. Шестой? Шестой бежит, запинаясь, от нас.

— Убили! — женский вопль удивил меня.

А забор не глухой, оказывается, парочка девах явно ждали, когда нас отмутузят. Хер им по всей их глупой морде!

— Живы будут, нужны они нам сто лет, — успокаиваю болельщиц я.

Переступая через врагов, идём домой, не сомневаюсь, ответка будет, но понимаю, что жду её как приз какой-то. Руки чешутся.

В клубе нас ждал сюрприз, и ладно бы хороший — вставили стекла, но был и нехороший.

Парочка деревенских пытались вскрыть комнату киномеханика, где мы спали впятером, так ещё и парочка недорослей бухала с нашими девочками сидя у них на кровати! Ленка, вижу, уже бухая, маечка не скрывает соски, лифчиком Ленка не озаботилась. Бутылки вина стоят на стуле рядом с её койкой. Один из деревенских хахалей уже тискает Оксанку, симпотную девку, но ростом уже под метр восемьдесят, а что тут скажешь, девочки взрослеют раньше и вырастают тоже. Хоть разорвись, с кого начать?

— Эй Кулибины, че там в замке ковыряете? — начал миролюбиво я.

— Пшёл, наххххер, — смачно послали меня, даже не обернувшись.

Они тут все бессмертные? Ни разу их студенты не били?

Бью его под жопу, слегка, но он утыкается мордой в дверь, второй с изумлением смотрит на нас, и, видя пятерых против одного себя, говорит:

— Там место есть, мы девочкам хотели открыть, — сразу сдал предательниц местный.

— Да, чего вы самое козырное место заняли? — крикнула мне бухая Ленка.

Иду к ней, готовясь порвать и её и ухажёров, но в комнату зашла Анна Дмитриевна с Виталиком.

— Это что ты тут устроила, Лукарь? Где твоя комсомольская сознательность?

— Ой, какие мы комсомолки, — загнусавил ухажёр Ленки, видимо плохо осознав роль Виталика.

Виталик, бить никого не стал, а просто поднял за шею гнусавого.

— Понял, ухожу, — прохрипел тот, и действительно, вся гоп-компания местных мастеров исчезла секунд за десять.

Я открыл дверь и мы зашли к себе. Вступаться за Лену я не стал, и победный голос Ани был слышен ещё минут пятнадцать за закрытой дверью, пока мы переодевались и ставили чай.

Кипятильников нашлось вчера три штуки, и мой был самый маленький, но трехлитровую банку он минут за пять вскипятил. Заварили чай, через марлю налили всем, блаженствуем.

— Я гляну, что там от Ленки осталось, — нехотя встаю я.

Ленка была уже раздавлена морально и всхлипывала, накрывшись одеялом.

— Лен, ты чего? Хотела в нашей комнате спать? Подвинемся! — пытался развеселить её я.

— Отвали, предатель! — слышу голос приглушённый подушкой.

Женская логика. Никогда не понимал и не пытался. Нет, что виноват останусь я, это козе понятно, а вот почему я предатель? Я же к девкам не лез! Никогда не пойму.

Прошёлся по округе, в сортирах пока чисто, умывальник с водой и мылом, есть душ! А не помыться ли мне?

Иду за полотенцем, Бейбут увязывается за мной, как и Аркаша. А Петры лежат без сил. Вода в летнем душе нагрета и мыться хорошо, моюсь и думаю чем занять сорок человек вечером. Стоп! Завтра день рождения соседки!

Выхожу из душа и думаю, как бы отметить. Шашлыки можно сделать, но на сорок человек это надо килограмм десять мяса, я весь вечер буду стоять за мангалом, который ещё найти надо. Решено, с утра иду в столовую, опять траты денег, а что делать. Ленка мне нужна, рассчитываю через неё порешать проблему с Чернобылем, но не через неё, а через родителей, хотя плана пока нет, есть факт, что мама и папа Лукари работают в КГБ.

— Да ты чего! Отстань! — орёт Аркаша в душе.

Я выныриваю из мыслей и недоуменно смотрю на летний душ.

— Казах, кто там? — киваю на дверь домика, которая явно колыхается от ударов Аркаши и ещё кого-то.

Глава 17

— Оксанка туда полезла бухая, да пусть их, — легкомысленно машет рукой мой казахский друг.

Легко вырываю дверь душевой кабины, но ничего особенного я там не вижу. Оксанка, снимая брюки, прыгает на одной ноге и при этом задевала, видимо, попой дверь, что создавало неверные впечатления о происходящем там. Аркаша тоскливо смотрит на раздевающуюся деваху и пытается прикрыться рукой.

— А это ты, Штыыыыба, — тянет голосом мою фамилию развратница. — Уходи, я Аркашу люблю, он мне духи продаст, нет — подарит, как Ирке!

— Аркаша, ком цу мир, — командую я, зная, что Славнов учил немецкий, а Оксанка — неуч.

— Я голый, — почему-то шепчет он.

— Да похрен, — так же шепотом отвечаю я. — Полотенце есть и хорошо.

Вызволив жертву, я самолично