— Бабушка Удда, матушке нужны успокаивающие травы, — не здороваясь, пробубнил мужчина.

— Что ж ты пришел сейчас, а не раньше? — возмутилась старуха. — Или долго решался поднять свою трусливую задницу?

Малик побагровел, но сдержался. Он пригладил давно немытые сальные волосы на голове рукой, сжал челюсти и выжидающе посмотрел на травницу. Удда развернулась, уже привычным движением подперев табуретом дверь, и вернулась с пучком спокушки.

— Где вы сейчас живете? — спросила травница, вернувшись к двери и выглянув наружу.

— По соседству, в доме умершего вдовца, — быстро ответил Малик и нетерпеливо протянул руку, не желая продолжать разговор.

Травница тоже не хотела общаться с этим хамом, но все же продолжала стоять за дверью и травы не отдавала.

— Передай матери, что Уилл, возможно, оказался в лучшем мире, защищая ее… И пусть Нанетта теперь думает о будущих внуках, — вздохнула старуха, передала пучок Малику и захлопнула дверь, с лязгом задвинув засов.

Старая Удда укуталась льняник, положила на ухо мешочек с травами и забылась сном на пару часов, не реагируя на непрекращающиеся стуки в дверь.

На закате в дверь снова настойчиво постучали. Удда не выдержала и открыла дверь с твердым намерением отправить очередного посетителя восвояси. Но на пороге стояла Линайя с корзиной, прижатой к груди. Судя по аромату, она принесла не только вещи для Уилла, но и свежую сдобу.

— Я все купила, бабушка.

Удда, вздохнув, отворила дверь и впустила девушку. Та вернула ей кошель, вес которого совсем не изменился. Травница сердито посмотрела на Линайю, но журить за упертость и непослушание не стала.

— Бабушка, я купила в лавке булочки. А то вы и не ели толком поди. — Девушка поставила корзину на стол и достала оттуда несколько румяных булок.

— Да, деточка, не ела. Спасибо, что позаботилась о старухе. — С этими словами Удда своим беззубым ртом стала жевать мягкую сдобу. — Уильям скоро очнется, его раны затянулись, дыхание выровнялось.

Линайя опустилась на колени перед мирно спящим мужчиной и притронулась ладонью к его лбу — жар действительно спал. Она провела пальцами по лицу, волосам, спустилась к губам и подняла верхнюю, обнажив клыки, которые стали еще длиннее.

— Еще больше стали, бабушка! Уже сильно заметны, — простонала несчастная девушка.

— Да, девочка, я видела. — Голодная старуха доедала булочку.

— Если бы ничего этого не случилось, то мы бы еще позавчера пришли к моему отцу и Уильям попросил бы моей руки. — Девушка всхлипнула и утерла рукавом платья слезы. — А если б отец не разрешил, то сбежали бы в Офуртгос! Я давно просила его это сделать, но он все пытался жить честно и по совести!

Старая Удда подошла ближе и с нежностью погладила склонившуюся Линайю по волосам.

— Ты молодая, сердце горячее, а душа трепетная, как у птички. Ты видишь в своем будущем лишь одного возлюбленного и никого больше, всю жизнь строишь вокруг него… Это тяжело признать, но постарайся хоть немного принять этот мир без своего Уильяма. Полюби сам мир и смирись с его жестокостью.

От слов старухи Линайя разрыдалась.

— Я просто не хочу обманывать тебя, дитя. Ваши пути разойдутся очень скоро, и он уже не будет милым Уиллом, так что нет у вас будущего. Твой отец выбрал кого-то тебе в женихи?

Заливаясь слезами, Линайя кивнула.

— Генри, сын вождя.

— Ну что ж, — чуть дрожащим голосом молвила Удда и смахнула слезу с морщинистой щеки. — Попробуй найти путь к его сердцу, может быть, и он одарит тебя любовью да преданностью. А если не примешь жизнь такой, какая она есть, и не подстроишься, то рыдать тебе до конца жизни по ночам в подушку от своего несчастья да лицо воротить от мужа. И будешь отмываться с остервенением после каждого раза, как он будет ложиться на тебя.

Девушка вздрогнула и испуганно посмотрела на старую Удду.

— Просто прими жизнь такой, какая она есть. — Старуха погладила Линайю по красивым и черным, как смоль, косам. — А сейчас нужно кое-что… Да, нужно…

С этими словами старуха задумчиво подошла к столу, взяла нож и чашу и поставила все это на стол.

— Что вы хотите сделать?

— Проверить, — грустно ответила травница и резанула свою ладонь ножом.

Линайя вскрикнула и зажала рот рукой.

По руке старухи побежала кровь, она подставила чашу, та наполнилась на треть. Потом Удда перевязала руку, стянула с себя старое выцветшее платье и надела ночную рубаху до пят, подошла к двери и закрыла ее изнутри.

— Я посплю немного, Линайя. Посторожи пока Уильяма. Если очнется, буди сразу же.

С этими словами травница завернулась в край одеяла и снова заснула, очень уставшая от всех этих событий последних дней.

Ночная тьма окутала Большие Варды. Жители покинули таверны и лавки, огни факелов на улицах погасли, и воцарилась тишина. Лишь поющие мацурки наполняли окрестные леса своим сладостным стрекотанием. Липкий туман медленно сполз с гор в долину и погрузил городок в серую мглу.

Линайя сидела около любимого, подобрав колени к груди, и рассматривала его неподвижное и умиротворенное лицо, стараясь запомнить каждую черту лица, дрожание закрытых век, слушала дыхание. Она погладила его по волосам, провела пальцами по укусу на шее, который уже практически затянулся. «Странно, конечно, — подумала Линайя. — От дыры в боку уже не осталось и рубца, а укус все еще виднеется».

Неожиданно Уильям повернул голову, открыл глаза и встретился взглядом с девушкой. Он взял ее ладонь, которая замерла на его волосах, в свою и поцеловал, прижал к щеке. Линайя улыбнулась, убрала второй рукой прядь с его лица. Уильям улыбнулся в ответ, и в рассеянном свете свечи сверкнули длинные клыки. Линайя побледнела, улыбка сползла с ее лица, уступив место страху, а нижняя губа предательски задрожала. Парень, не понимая, что послужило причиной такой перемены, приподнялся. Линайя отскочила, отошла к столу и позвала Удду. Старуха, кряхтя, поднялась с льняника.

— Ты очнулся, мальчик мой. — Она отряхнула ночную рубаху от застарелой пыли и взглянула на полусонного, но встревоженного мужчину.

— Да, бабушка Удда. Спасибо вам за то, что помогли. Долго я спал?

— Почти двое суток.

Уильям охнул и поднялся, льняник упал его к ногам, а Линайя покраснела. Рыбак тоже зарделся и, подняв одеяло, обернул вокруг талии.

— Как ты себя чувствуешь? — быстро спросила старуха.

— Хорошо, — ответил юноша и погладил горло. — Правда, в горле сильно першит.

— Так ты голоден? — настороженно спросила старуха.

Уильям чувствовал, как горит его горло. Он был не просто голоден, а очень голоден. Но зная бедность старухи, не мог позволить себе признаться в этом. Поэтому он мотнул головой.