— Слышь, Ольк, вроде здесь был… — неуверенно протянула Лидка.

— Ну да, — пожала плечами Ольга. — Я ж посчитала: пятый путь.

— Может, обсчиталась? — предположила баба Таня.

— Да нет. Вон Ростовский стоит, а справа Воронежский. Я же специально запомнила.

— Наверное, в парк «Б» оттащили, — сказала Лидка.

— Оттащили… — буркнула баба Таня. — Все бы им таскать… — И вдруг охнула: — Все, девки, влипли мы!

— А что? — всполошились подружки.

— А то, что уже без четверти двенадцать! У нас когда отправление?

— На посадку его подали! — всплеснула руками Лидка. — Бежим! Может, успеем!

И она действительно размашисто затрусила по рельсам. Баба Таня едва успела ухватить ее за руку.

— Стой, реактивная! Куда?

— На вокзал!

— Долго бежать будешь, — фыркнула баба Таня. — Айда на метро, авось успеем.

Они припустили обратно к Рижской. Неожиданно разобрал смех, даже бежать стало трудно.

— Представляешь, — задыхаясь, хохотала Ольга. — К нам пассажиры на посадку придут… А в вагоне никого…

— У меня Люська осталась, — фыркнула баба Таня.

— А у нас? — Ольга с Лидкой переглянулись и громко прыснули со смеху. — Картина Репина: «Приплыли!»

Они принялись карабкаться наверх по сыпучей куче гравия. Мелкие камешки насыпались в туфли, кололи ладони, но Ольга с Лидкой все никак не могли остановиться, хохотали, как сумасшедшие, и баба Таня не выдержала, подхватила.

Глава 14

Ксения гремела кастрюлями, у нее на плите одновременно были заняты все четыре конфорки. На одной жарились котлеты, на другой закипал борщ, на третьей пар выбивался из казанка с картошкой, а на четвертой алел густой шелковичный кисель. Корешок сидел рядом и за обе щеки уписывал котлету. Ксения с умильной улыбкой налила ему полную чашку киселя и поставила на стол.

— Погоди, пусть остынет.

Ольга остановилась в дверях и с удивлением смотрела на идиллическую картинку. Антошка первым заметил ее, вскочил с табуретки, подбежал, прижался.

— Мама приехала…

— Приехала твоя мама, — не оборачиваясь, буркнула Ксения. — О ней уже по всей дороге слава идет.

— А тебе-то что?

— Да ничего! Мне до фени, что о моей дочери говорят, как нашу фамилию треплют! — Ксения в сердцах отложила поварешку и повернулась к Ольге. — У меня уже три человека спросили, как по меня «контрики» прищучили?!

— Ну и сказала бы, что это я такая знаменитая, — пожала плечами Ольга.

— Ни черта ты не понимаешь! — разозлилась Ксения. — Не за той известностью гонишься! Думаешь, приятно, когда девки через одну судачат Коренева да Коренева?

— Ты ж у нас Першина! — подколола Ольга — Эмма! Фрау биттен, футтен-нуттен, ножки гнутен…

Ксения вдруг размахнулась и тяжело впечатала ладонь в Ольгину щеку. Та отшатнулась назад, едва устояв на ногах. Щека сразу словно онемела, стала наливаться тяжестью, распухать. На скуле четко отпечаталась ярко-алая пятерня. Что-что, а рука у Ксении была тяжелая, не дай бог попасть не в настроение.

— Ты что?! — выдохнула Ольга. — Ошалела?!

Ей было невыносимо стыдно глянуть на Корешка, совестно, что сын стал свидетелем того, как ее лупят, словно нашкодившую кошку.

— А ты не хами, — Ксения тяжело перевела дыхание. — Хоть бы спросила, как мать съездила, нашла ли что о наших корнях, а ты…

— А ты мне хоть слово сказать дала? — вскинулась Ольга. — Ты же сразу обвинять! А за что? Ты, что ли. передачки не возила? Вся дорога так зарабатывает. Вместо того чтоб посочувствовать, что я попала, еще и упрекаешь!

— Это тебя любовник твой подставил, — злорадно усмехнулась Ксения. — Все так говорят.

— Боже мой! — воскликнула Ольга. — Что значит, все?! Кто эти все?! Они что, свечку держали?!

Теперь она почувствовала, что уже обе щеки залились пунцовой краской, внутри стало горячо, словно ее кипятком ошпарили. От одной мысли о Никите ее кинуло в жар. Значит, уже вся дорога в курсе, что у нее роман… Уже все судачат об их отношениях… А она-то, дурочка, думала, что никто ничего не видит Мало ли кто в поезд сел да где вышел…

— А что покраснела? — тут же заметила Ксения. — Срам наружу вылез?

— О господи! Ты о чем, мам? Какой стыд? Я разве преступница? Мне двадцать шесть, я имею право на личную жизнь.

— Ага, одного в подоле принесла и еще одного мне на шею посадить хочешь?

— Тебе?! — задохнулась от возмущения Ольга. — Да как у тебя язык поворачивается?

— А кому же еще? — удивилась Ксения. — Ты с любовником в поезде шарашишься, а ребенок тут голодный, холодный. Я сама только с поезда, так сразу к плите. Вот, смотри: и первое, и второе, и третье. А ты когда ему нормальный обед в последний раз варила? Привезешь газировку да пиццу и рада.

— А я люблю пиццу, — подал голос Корешок.

— А котлетки бабушкины любишь?

— И котлетки люблю, — кивнул он и отодвинул пустую тарелку. — Все, спасибо, я поел.

— А кисель?

— Пусть остынет! — Антон уже сорвался с места и умчался во двор.

Ксения тут же почему-то перешла на нормальный тон.

— Ты поешь? — спросила она у Ольги. — Давай налью, пока горячее.

— Налей.

Ксения быстро накрыла на стол и села напротив Ольги, подперев ладонью щеку.

— А у вас это серьезно?

— Что «это»? — не поднимая глаз, процедила Ольга.

— Ну, с парнем этим, с Никитой. Он с виду ничего вроде.

— Что значит серьезно? — попыталась увильнуть Ольга.

— Ой, ну сама знаешь. Жениться хочет?

— Мать, окстись! Мы знакомы без году неделя.

— Ну, так и что? Раз уж спите вместе, так, может, женитесь? У него квартира есть?

Ольга отложила ложку и горько расхохоталась:

— Ах вот оно что! Тебе интересно, скоро ли я к мужику жить уйду? Скоро ль глаза тебе мозолить перестану? Потерпи еще немного, пока ничем не могу порадовать!

— Значит, жениться он не хочет. — почему-то радостно решила Ксения.

— Мы об этом не говорили, — смутилась Ольга.

— И не заговорите, — махнула рукой Ксения. — Я таких субчиков насквозь вижу. А ты чего на меня взъелась, Олька? Я тебя разве гоню? Думаешь, хорошо одной остаться на старости лет? Воды и то подать будет некому…

Ксения всхлипнула. Ольга стиснула зубы и отложила ложку.

— Черт! Ты что, мне нарочно нервы мотаешь? Тебя не поймешь: то так, то эдак! Все наизнанку выворачиваешь. Сама своей квартирой постоянно попрекает, а потом рыдает, будто я ее бросаю!

Ксения вздохнула и миролюбиво сказала:

— Ну, не женится он, и слава богу Не больно-то нужен! Тоже мне, супермен… Не переживай, дочь.

— А кто переживает?! — у Ольги даже аппетит пропал от огорчения. — Я разве переживаю? Да мне вообще это по фигу!

— Ну и не расстраивайся, еще лучше найдешь.